Однако мы наделали достаточно шума. Охрана переполошилась и открыла стрельбу. Но когда их выстрелы разорвали тишину ночи, мы уже скрылись в джунглях.

Марчезе, демонстрируя свой южный темперамент, первым делом обнял и расцеловал меня, хотя момент мало подходил для выражения бурной радости. В небо взмывали осветительные ракеты, кругом раздавались свистки, свидетельствовавшие о том, что погоня идет за нами по пятам. Спасая свои жизни, мы бежали изо всех сил, пользуясь кратчайшим путем, который я тщательно изучил во время своих отлучек из лагеря. Погоня отстала…

Мы не выходили на дороги и огибали немногочисленные деревни, которые встречались на нашем пути. Сначала наши мешки казались легкими, но постепенно становились все тяжелее. Однажды, завидев нас, жители какой-то деревни забили в барабаны. Мы сразу догадались, что они подняли тревогу. Это была одна из тех трудностей нашего побега, которую любому представителю белой расы даже трудно себе представить. В Азии каждый сахиб всегда путешествует в сопровождении слуг и никогда ничего не несет сам. Что же могли подумать местные сельчане, завидя двух тяжело нагруженных европейцев, идущих пешком по сельской местности!

Тогда мы решили продвигаться ночью, зная, что индусы избегают бродить по джунглям в темноте, боясь диких животных. Нас самих перспектива встречи с хищниками не очень прельщала, так как в лагере мы часто читали газетные сообщения о зверях -людоедах – тиграх и леопардах.

На рассвете мы спрятались в вади (высохшем русле реки) и просидели там до темноты; спали и ели, изнывая от изнуряющей жары. За все это время мы видели лишь одного человека, пасущего коров. К счастью, он нас не заметил. Особен-4ю мы страдали от жажды: у каждого из нас было только по одной бутылке воды, которую нужно было растянуть на весь день. Неудивительно, что к вечеру мы с трудом владели собой: хотелось поскорее возобновить путь, а ночь казалась слишком недолгой, чтобы покрыть значительное расстояние. Нам предстояло найти самую короткую дорогу через Гималаи в Тибет, а это означало несколько недель изнурительной ходьбы, пока мы не сможем почувствовать себя в безопасности.

На следующий вечер после побега мы перевалили через первую гору. На вершине немного передохнули. В трех тысячах футов под нами лагерь для военнопленных мигал своими бесчисленными огоньками. В одиннадцать часов все огоньки разом погасли, и только прожекторы, расположенные вокруг лагеря, давали представление о его огромных размерах.

Тогда впервые в жизни я понял, что такое свобода. Нас распирало от радости, и мы с сочувствием вспоминали о двух тысячах пленных, вынужденных жить там, за колючей проволокой.

Однако времени для раздумий было мало. Нам предстояло найти дорогу в долину Джумна, о которой мы практически ничего не знали. В одной из небольших долин на нашем пути встретилась расщелина, настолько узкая, что мы не могли в нее протиснуться. Пришлось ждать до утра. Окрестные места выглядели настолько заброшенными и уединенными, что я без опаски использовал предоставившуюся возможность, чтобы покрасить свои белобрысые волосы и бороду в черный цвет. Я также смазал лицо и руки смесью перманганата, коричневой краски и жира, чтобы придать им темный оттенок. После этого я отдаленно стал походить на индуса. Это могло помочь, если в трудную минуту нам придется утверждать, что мы совершаем паломничество к святому Гангу. Что же касается моего спутника, то он был достаточно смугл и на расстоянии мог сойти за местного жителя. Естественно, мы рас считывали избежать более тщательного обследования.

Мы тронулись в путь еще до темноты и вскоре пожалели об этом. Проходя по склону, мы натолкнулись на нескольких крестьян, которые сеяли рис. Стоя наполовину раздетыми в мутной воде, они удивленно глазели на двух мужчин с тяжелыми мешками на спине. Крестьяне показывали пальцами на вершину холма, где виднелась деревня, видимо пытаясь нам сказать, что там находится единственный выход из ущелья.