– В смысле Галина Бланк?

– Она самая. Хоть бы фамилию поменяла, что ли, – натуру-то все одно не изменишь…

Мы дружно усмехнулись – и в этот самый момент чертом из табакерки на нас выскочила запыхавшаяся Галина.

– Платон, вот вы где! На площадку, срочно! – Собеседник мой резко встал и бросил едва начатую сигарету в урну. Галина ткнула пальцем в моем направлении: – Андрей, вас тоже касается.

– С почином! – Рядом со мной присел Платон, по сценарию он и был тем самым Леонидом, сопровождавшим меня по коридору.

– Спасибо на добром слове, Платон, – ответил я после тяжкого вздоха. – Кстати, впервые в жизни встречаю тезку своего отца.

– Даже так? – Он посмотрел на меня с интересом. – Получается, вы Андрей Платонович.

– Именно. Пользуясь случаем, представлюсь по полной программе: Андрей Платонович Афанасьев, в прошлом главный специалист Геодезического управления, ныне – пенсионер, а с этого дня еще и актер-пересменщик… Что это там Раневская говорила про плевок в вечность?

– Да бросьте вы, Андрей Платонович, у вас классно получилось, ни одна собака не отличит… Между прочим, вон там чай с бутербродами дают. Не желаете?

– А успеем?

– Да они еще долго переставляться будут… Вы сидите, сидите, я принесу…

– Да-а, – протянул Платон, – похоже, в обозримом будущем нас в кадр не позовут… Андрей, простите, позвольте задать один странный вопрос. Можете не отвечать, если не хотите, просто для меня это важно… Ваш отец – он кем был?

– В смысле – по профессии? Военный, на момент моего рождения – уже отставной, служил на каком-то заводе не то кадровиком, не то военпредом…

– Воевал?

– Да. Впрочем, как и все его поколение. Прошел всю войну, дослужился до полковника – я потом еще его папаху таскал! – демобилизовался в сорок восьмом, и его подселили в нашу квартиру, в выморочную комнату. Так они и познакомились, родители. Он был старше мамы на тринадцать лет… А потом родители разошлись, и он уехал куда-то в Казахстан. Я, честно говоря, его и не помню почти, мне тогда лет пять было, не больше.

– Вообще-то в пять лет память цепкая. Я вот до сих пор всех мальчишек со двора по именам помню, даже дворничиху, которая нас гоняла.

– Так это все и я прекрасно помню, да и многое другое. А вот отца… Знаете, есть такие люди, которые умеют быть незаметными, как бы отсутствуют, даже находясь рядом. Отец был из таких – молчун, одиночка, крайне скупой на проявления чувств. В этом они с матерью были похожи…

Отчего-то я не испытывал ни малейшей неловкости, откровенничая с этим малознакомым человеком. Наоборот, мне было приятно заинтересованное внимание, читавшееся в его лице. Да и кому теперь могла повредить моя откровенность?

– Умел быть незаметным… – с каким-то напряжением проговорил Платон. – А вы не в курсе, в каких он войсках служил?

– Мама как-то не очень любила говорить о нем, но однажды обмолвилась, что он имел отношение к контрразведке. Особист, может и смершевец.

– Н-К-В-Д… – четко, по буквам проговорил Платон, словно обращаясь сам к себе.

– Разве это теперь имеет значение?

– Для меня – имеет! Хотите знать, почему? – Я кивнул. – Тогда слушайте!

– Все, кто заняты в сценах 32, 34, 38 и… и… – Он сверился со сценарием, – 40 и 41 свободны до восьми часов.