Изменить размер шрифта - +
Причем сама сидит и грызет какой-то жалкий салатный лист — она тогда пыталась прийти в форму после родов, — зато я уж отдал должное ее стараниям!

С тех пор это вошло в привычку, огромный шведский стол по выходным и горячий завтрак по будням. Плюс обед и ужин. Комбинезон теперь налезал на меня с трудом, и мне казалось, что я очутился в раю! Мать-то ограничивалась кашей с кофе.

По пятницам непременно выходил «Рябиновый листок», и это был самый настоящий праздник. Дезире снимала Арвида во всех мыслимых и немыслимых ракурсах, тайком фотографировала меня в коровнике, а потом сочиняла смешные подписи. Она покупала мне пару банок крепкого пива и готовила что-нибудь вкусненькое к ужину, как правило, что-то такое, что я и выговорить не мог.

Энергия из нее так и била ключом, и она придумала себе кучу новых занятий, которые раньше ей бы и в голову не пришли. Она начала собирать бруснику — правда, удовольствоваться брусничным вареньем было бы для нее слишком просто, поэтому она готовила из нее нечто с мудреным названием «брусничное чатни», напоминавшее на вкус микстуру от кашля. Она пекла пироги с черникой и черной смородиной из собственного сада — вкусные, но чертовски кислые, потому что сахар — это зло. Она научилась разделывать и фасовать мясо и заказала семена для грядки с зеленью. Она ревностно прочитывала первую часть журнала «Сельская жизнь», словно Библию, и даже подумывала начать вязать варежки.

Я ее хвалил, добавляя, что не понимаю, когда она все успевает — раньше-то она вообще ничего такого не умела.

— Видать, это у вас в крови, — ухмылялся я. — Заведете мальца — и давай вышивать и печь булочки с корицей!

Я отдавал себе отчет, что рискую перегнуть палку.

Она косилась на меня, зная, что это не просто шутка. Я ведь и сам немного в это верил — меня вот, к примеру, в жизни вязать не заставишь.

— Неужели ты думаешь, что образованному человеку сложно осилить поваренную книгу? — отвечала она. — И как ты не понимаешь, что раз уж у тебя нет возможности реализовать себя в профессиональном плане, то хочется хотя бы чего-то достичь на домашнем фронте? Могу поспорить, что, когда тебе удается пропахать прямую борозду или там аккуратно сложить свои тюки сена, ты получаешь от этого такое же удовлетворение, что и я, когда глажу занавески или замораживаю свежую выпечку про запас! Мы отлично справились со своей работой и хотим, чтобы это оценили другие!

Как ни странно, традиционное разделение ролей мне по душе, — призналась она в другой раз. — Сложно не поддаться искушению. Ты выполняешь всю тяжелую, грязную работу, а потом приходишь домой, я сдуваю с тебя пылинки — и мы оба довольны друг другом. Тем более пока Арвид лежит там, где его положат, и мне не нужно каждый день ездить на работу! Ты хоть понимаешь, что мы живем в иллюзорном мире, в раю для дураков? По крайней мере, до лета. Вот тогда пойдут другие пироги!

Да, мы оба знали, что ей опять придется выйти на полную ставку, чтобы мы могли свести концы с концами. Дела в усадьбе шли не ахти, канитель с евросоюзной дотацией сожрала всю небольшую прибыль. Но мы выстояли. А когда Арвид начал ползать, тут и шведский стол заметно оскудел.

Лишь одна маленькая тучка омрачала наш безоблачный горизонт, крохотное облачко, которое, хотелось бы верить, тоже скоро исчезнет. Правда, всегда оставался риск, что эта тучка — предвестник надвигающегося холодного фронта…

Мы почти друг с другом не спали с тех пор, как родился Арвид. По крайней мере, как следует. Ладно, положим, время от времени мы все же прилежно исполняли супружеский долг, примерно как с Анитой в те разы, когда она До Себя Допускала. Даже не знаю, от кого это зависело. Иногда мне казалось, что все дело в том, что перед ее ночной рубашки зачастую колом стоял от засохшего молока.

Быстрый переход