Он мобилизован и вот хочет уехать женатым. Мы приглашены.
— Я не пойду, — сказала Саша.
В самом деле, как объяснить, почему она не пойдет? О разговоре в очереди она не может, нипочем не может рассказать: «Серенькая какая-то… Тринадцатая на дюжину». Нет, этого она не повторит. Тогда — как же объяснить? Ладно, она пойдет. Мало того, она им покажет, какая она синичка. Она будет веселая, она будет удалая, она и не вспомнит об этих словах и станет веселиться, потому что — свадьба. У нее не было свадьбы — ни тогда, с Андреем, ни сейчас. Вот она и пойдет на чужую свадьбу и станет веселиться. И она покажет им, какая она синичка.
Но что же она наденет? Вот белая кофточка. Но юбки нет. Как же быть?.. Саша вытащила из чемодана летнее пестрое платье и оглядела его. Воротник и рукава были драные. Не беда. Саша взяла ножницы и, не задумываясь, отхватила весь верх. Вот и юбка. Она совсем целая. Так. А из того, что было когда-то рукавами, можно сделать бант к белой кофточке. Или маленький пестрый платочек и положить в кармашек. Нет, вот что она сделает: она выкроит ленту и повяжет ею волосы. Никогда она не смотрела в зеркало так пристально, как в этот раз. Потом тщательно выгладила кофточку, заправила ее в юбку и крепко затянула черный кушак с большой пряжкой. Надела туфли и долго мыла Катиным мылом руки в горячей воде. И они пошли на свадьбу — Поливанов и его неприметная жена.
В комнате было много народу — подруги невесты и товарищи жениха, сослуживцы, родственники и просто знакомые. Они толпились по углам, собирались группами, о чем-то говорили, смеялись.
Посреди комнаты стол, а на столе яства: блюда с холодцом — отец невесты работал на мясном заводе, и ему по случаю свадьбы выдали много костей. Потом — винегрет, лепешки из сахарной свеклы, горячая тушенка.
— К столу, прошу к столу! — говорила мать невесты, приветливо улыбаясь.
— Познакомься, Сашенька! — сказал Митя и подвел Сашу к молодым.
Невеста улыбалась, но глядела как будто сквозь нее.
Ничего нельзя было угадать по ее лицу — усталому, чуть растерянному. Жених старался быть подтянутым, но это ему плохо удавалось. Он был очень штатский, невысокий ростом, с расплывчатыми чертами лица и не молодой. Со лба уже убегали залысины. Он старался быть веселым, и все казалось, будто он играет роль рубахи-парня, которому все нипочем — и нынешнее празднество, и завтрашний отъезд. Но где-то в глубине глаз — теплых, добрых — жили недоумение и тревога. Да, глаза ему не подчинялись, и Саша отвела свои. Она только очень крепко пожала руку невесте и сказала про себя: «Пусть тебе будет хорошо. Пусть он вернется. Вы снова встретитесь — и вам будет очень хорошо».
На Сашино плечо легла чья-то теплая рука.
Саша обернулась и увидела Валю Светлову. Валя была нарядная, красиво причесана, и Саша обрадовалась знакомому милому лицу. Но и в этом живом карем взгляде она угадала тревогу.
— Что? — только и спросила она.
— Костя завтра уезжает. Вместе с Алексеевым, — ответила Валя и тотчас отошла на чей-то зов.
— К столу, к столу! — снова позвала мать невесты, и гости задвигали стульями, рассаживаясь.
Все было странно, как во сне. И нарядная печальная невеста, и веселый жених с тревожными, недоуменными глазами, и звон стаканов, и чей-то возглас «горько!», и то, как Алексеев наклонился к невесте и поцеловал ее осторожно и бережно.
И зачем им люди нынче? — подумала Саша. Завтра они расстанутся и встретятся ли вновь? А может, и хорошо, что пришло столько народу, на людях иногда легче. Каково двоим, когда у них впереди только сутки. И может, единственные, последние? А разве у тебя так не было? Вспомни: темная комната, и вы с Митей. |