— Но ведь ты когда-то была замужем, — напомнил ей Филипп, открывая шампанское.

— Я же объясняла тебе: это было не всерьез. Тот брак нельзя принимать в расчет. Необдуманный шаг, смешная, нелепая форма неудавшегося протеста. Бунтарь из меня получился никудышный. Ммм. — Она глотнула шампанского и взмахнула бокалом, жестикулируя. — Я должна была выйти замуж за одного из сыновей коллеги отца из Великобритании.

— За которого?

— О, за любого. Они оба подходили. Дальние родственники королевы. Моя мама решила во что бы то ни стало выдать свою дочь замуж за лицо королевской крови. Это был бы настоящий триумф. Конечно, мне тогда еще было всего четырнадцать лет. Куча времени, чтобы до мельчайших подробностей распланировать мое будущее. Полагаю, она решила, что в восемнадцать лет я должна быть официально помолвлена с одним из них, в двадцать лет — свадьба, в двадцать два — первый ребенок. Она все рассчитала.

— Но ты не подчинилась.

— У меня не было возможности. А так я и не подумала бы отказаться. Я не смела перечить ей. — Она с минуту поразмыслила над сказанным и запила мрачные рассуждения шампанским. — Но Глория совратила их, сразу обоих, прямо в нашей гостиной. Родители в это время были в оперном театре. Кажется, слушали Вивальди. В общем… — Она махнула рукой, глотнула шампанского. — Они вернулись домой, застали их за непотребным занятием. Последовала ужасная сцена. Я прокралась вниз и немного подсмотрела. Они были голые. Не родители, конечно.

— Естественно.

— К тому же чего-то накурились. Поднялся невообразимый шум, угрозы, мольбы. Умоляли, разумеется, оксфордские близнецы. Я сказала, что они были близнецы?

— Нет.

— Похожи как две капли воды. Светлые волосы, кожа белая, вытянутые худощавые лица. Глория, разумеется, плевала на них обоих. Она специально решила их совратить, зная, что их всех застукают. И все потому, что мама выбрала этих близнецов для меня. А она меня ненавидела. Глория, не мама. — Сибилл сдвинула брови. — Мама не питала ко мне ненависти.

— И что же дальше?

— Близнецов с позором отослали домой, Глорию наказали. Она, разумеется, не осталась в долгу и тут же обвинила друга отца в том, что он якобы ее соблазнил. Последовала очередная отвратительная сцена, после которой Глория сбежала из дому. С ее уходом в доме стало гораздо спокойнее, зато у родителей появилось больше времени муштровать меня. Я часто спрашивала себя, почему они видят во мне не ребенка, а некое творение. Почему они не могут любить меня. Но, с другой стороны… — Она откинулась на спинку дивана. — Я не очень-то располагаю к любви. Меня никто никогда не любил.

Он отставил бокал и нежно взял в ладони ее лицо.

— Ты заблуждаешься.

— Нет, не заблуждаюсь. — Она улыбнулась пьяной улыбкой. — Я профессионал и знаю что почем. Родители никогда не любили меня. Глория, разумеется, тоже. И муж, который не в счет, тоже меня не любил. В моей жизни не было даже ни одной из тех добрых отзывчивых нянек — о них часто пишут в книгах, — которые с любовью прижимали бы меня к своей мягкой полной груди, утешая и успокаивая. Никто даже не взял на себя труд притвориться и хотя бы раз сказать мне ласковое слово. А вот ты, напротив, очень милый. — Она провела свободной рукой по его груди. — Я никогда не занималась сексом в пьяном состоянии. Как ты думаешь, на что это похоже?

— Сибилл. — Он поймал ее руку, пока она не отвлекла его внимания. — Они тебя недооценивали. Ты не должна поступать с собой так же.

— Филипп. — Она потянулась к нему, завладела его нижней губой.