- Ну, насчет возможностей - это проблема разрешимая, - добродушно пророкотал Невский, и у Поплавского истаяли в душе последние остатки тревоги, он засуетился, схватил бутылку с вином, налил Невскому, Ирине, себе, провозгласил громко:

- За нашего бога, за Александра Александровича, за... - У Поплавского перехватило дыхание.

- Хватит, хватит, - остановил его Невский, - не за меня надо пить, а за единственную нашу женщину, за наш бриллиант... Все тосты подряд... Только за нее.

Поплавский хотел было поправить шефа: тосты не пьют, а произносят, пьют вино, но побоялся.

- А вечером мы с вами немного похулиганим, - заговорщицки, пониженным тоном произнес Невский, - вечером мы пойдем в казино. А пока давайте доедать осьминога.

- Тебе здесь нравится? - повторил Поплавский вопрос шефа, когда они остались с женой вдвоем в номере. Поплавский, как опытный разведчик, ищущий в щелях жучков, тараканов и прочие подслушивающие устройства, исследовал номер, постучал ладонью по стенам, одобрительно похмыкал, осмотрев ванную, похлопал дверцами шкафа в прихожей, восхитился: - Блеск!

- Блеск с треском, - не согласилась с ним Ирина, ожесточенно сдиравшая с себя платье через голову - где-то заела молния, где-то ткань липла к горячей коже и мешала. Ирина, сердясь, крутила головой, взметывала руки, боролась с одеждой.

Обнажились её ноги, молодые, с гладкой кожей - недаром классики литературы сравнивали хорошую чистую кожу с шелком и атласом, - у Поплавского внутри зажегся жадный огонек, он хотел было шагнуть к Ирине, взять её за плечи, прижаться лицом к её голове, ощутить вкусный запах её волос, затянуться им, будто дорогой и вкусной сигаретой, но что-то парализовало, сдавило ему руки, он почувствовал в собственном, очень естественном желании нечто воровское, браконьерское, чужое и замер в неловком, обрезанном на половине движении.

- Помоги мне, - сдавленным голосом попросила Ирина. - Чертово платье! Не люблю старые вещи.

- Да оно у тебя почти новое.

- Зато покрой у него времен кайзера Вильгельма.

Он помог ей освободиться от платья, Ирина выдернула голову из тесного разреза и шумно выдохнула:

- У-уф!

- Ничего. Скоро у тебя будут новые платья. Много, - пообещал Поплавский, аккуратно, едва уловимым движением поправил растрепавшиеся локоны на Ирининой голове, затем скупо, словно бы не веря, что он женат на этой яркой красивой женщине, улыбнулся. Произнес задумчиво: - Только ты меня не подведи.

- В чем не подведи? И вообще, при чем тут я?

Поплавский не ответил на этот вопрос, ещё раз улыбнулся, вздохнул, губы у него, несмотря на улыбку, горько сморщились, он помял себе пальцами горло, откашлялся. Пожаловался:

- Что-то я не в своей тарелке...

- Осьминог был очень острый. Это плохо для желудка.

- Желудком, ты знаешь, я никогда не страдал. Желудок у меня, как у утки, может переваривать стальные шарики и ржавые гвозди. Брюхо здесь ни при чем. При чем что-то другое.

- Может, печень? Почки?

- Нет. - Поплавский набрал в грудь воздуха, стукнул кулаком туда, где находилось сердце: - Дыхание что-то зажало, кислорода не хватает... А отель тебе что, действительно не нравится? Пять звезд - высокий полет.

- Звезд... Звездей, как ты иногда говорил в своей военной молодости. Разве в этом дело? Это все наносное, пыль. А здесь много пыли. И этот шеф твой с крепкой хваткой собственника, готовый родную мать обменять на участок земли - это тоже пыль, это все второсортное, неважное. Важны мы с тобою, ты и я.

- Это верно, - растроганно, поддаваясь жене, её настроению, пробормотал Поплавский, - ты и я. Мы всегда будем вместе, никогда не расстанемся. Ты и я... - Жена прижалась к нему.

Вечером они пошли в казино. "Имбат", как всякий пятизвездный отель, имел свое казино - тесноватый дымный зал, наполненный шумом, треском автоматов, гомоном людей, мягким звоном вращающегося колеса рулетки, игроков в казино было много, как много и зевак, праздного воскресного люда, сбегающегося на всякий огонек.