- Молодец, зайка! - вновь одобрительно хмыкнул Невский. - Актер Малого театра! Ну будто действительно не ведает, сколько это стоит.

Продавец хоть и знал немного русский язык, но не настолько, чтобы понять Невского. Продолжая шевелить губами, он придержал на макушке чуть было не свалившуюся фреску, прикрыл глаза.

- Ах, как держит паузу, - восхитился Невский, - вы обратите внимание - как держит паузу!

Продавец словно бы не слышал его, целиком ушел в себя. Наконец он выпрямился с решительным видом, будто, кроме благословения, получил от аллаха наказ: ободрать этих "рашен" как липку, не то не будет ему отпущения грехов, произнес жестко, действительно актерским, хорошо отрепетированным голосом:

- Тысяча восемьсот долларов!

- Для нас это - не деньги, - Невский хмыкнул, - но триста долларов ты для порядка все же скости.

- Айм сори, - продавец, придерживая на макушке феску, наклонился, сморщился, будто сердце у него прихватила боль, полногубый рот обиженно дернулся, пополз в сторону.

- Тысяча пятьсот! - твердо поизнес Невский и скрестил руки перед собой в популярном жесте: "Стоп, дальше нельзя!" - Больше не дам. Соглашайся, зайка! - Он приятельски, будто тысячу лет знал турка, подмигнул ему, затем хлопнул рукой по плечу. - Ну? Говори, что "моя твоя согласна" и дело с концом.

- "Дело с концом" - вас ист дас? Вот ит? - путая немецкие, английские и русские слова, спросил продавец.

- Дас ист - полторы тысячи долларов. Тысяча пятьсот. Гут?

Продавец снова задрал голову, угас лицом и начал по второму заходу шевелить губами.

- Сейчас мы возьмем и уйдем, - сказал Невский, - он ведь за нами вприпрыжку бросится. И пиво с "висики", по турецкому народному обычаю, что-то перестал предлагать.

- Я согласна, - по-русски, ломано, произнес продавец.

- Ах ты, моя милая, - громко захохотал Невский, восхищенно тряхнул головой, - согласна, значит? Ну тогда держи мани! Хотя надо было бы ещё поторговаться, - Невский отсчитал от пачки полторы тысячи, покосился на Ирину, - вы, Иришечка, браслетик с руки не снимайте, пусть он украшает вас. - И тут же повысил голос, всем своим телом отодвинул продавца в тень: - Ты мне сертификат давай, сертификат! - Невский потыкал пальцем в браслет.

- Йес! Но проблем! - Продавец в ответ мелко покивал феской.

Через минуту они уже снова были на улице. Пронзительно трещали цикады, сверчки, разные ночные жучки, мухи, кузнечики, мошки, прочая летающая голосистая дрянь, с моря тянуло легким низовым ветром, пахло свежестью, цветами, ещё чем-то терпким, восточным. Далеко над головой, зряче, осмысленно, будто живые, помаргивали звезды.

- Мусульманин, когда он что-то продает неверному, решает главную задачу... Она аллахом перед ним поставлена. Обмани кафира! А кафиры - это мы с вами. Неверные, то есть. Поэтому на будущее, Иришечка, учтите: сумму, которую с вас запрашивают, делите пополам, от половины отнимайте треть, и уж потом, от этой новой суммы, и торгуйтесь. Это уже будет более-менее реальная цена.

- Но вы-то не стали сбивать цену. Даже наполовину. Почему?

- Этого паренька в феске контролирует отель "Имбат", тут обмана много меньше, чем в городе, но в городе, особенно когда вы пойдете в здешний "караван-сарай", в торговые ряды, контроля такого уже не будет. В "караван-сарае" надо торговаться и торговаться...

- И все равно обманут. - Ирина засмеялась.

- Почти всегда - да. - Невский остановился, задышал шумно, обдавая Ирину перегаром. - А куда мы, собственно, идем? Я уже забыл, куда мы шли.

- Лучше всего - в номера, - сказала Ирина и, поежившись, обхватила себя крест накрест руками, словно ей было холодно, хотя турецкая ночь была тепла и романтична. - Уже поздно.

- Великолепная мысль - в номера! - одобрил Невский. - Пошли в номера, в наши славные меблирашки! Вперед с песнями и гиканьем под трехцветным российским флагом!

- Ты устала? - с непривычной нежностью в голосе спросил Поплавский Ирину, она удивленно глянула на него: давно муж не был таким размягченным, участливым.