Она сверлила Джаду яростным взглядом. Мишель то­же – настолько, насколько взгляд Мишель вообще мог из­вергать ярость. Собравшись на кухне Энджи, подруги при­канчивали по третьей чашке кофе, и все были на взводе.

– Солнышко, я согласна с Энджи, – сказала Ми­шель. – Все ведь готово, стоит ли портить дело? Твои вещи сложены, одежду малышам купили. Осталось только пере­нести все в мою машину. Даже разрешение сходить с деть­ми в церковь у тебя на руках. Ну как ты можешь? Сэмюэль будет здесь с минуты на минуту!

Готовясь к новой аттаке, Энджи сделала глубокий вдох.

– Джада, дорогая, кому, как не тебе, знать, чего мне стоило согласиться помочь с… исчезновением детей. Еще одна авантюра – это уж слишком!

Джада перевела взгляд с одной подруги на другую и опустила голову.

– Я ни о чем вас не прошу. Сама справлюсь. Но сделаю это непременно.

– Это незаконно! – в сотый раз повторила Энджи. – И главное, опасно.

– Как и все, чем я сейчас занимаюсь. Вскочив со стула, Энджи уставилась на Мишель:

– Твоя подруга окончательно чокнулась! Мое терпе­ние лопнуло, я больше не желаю ничего слышать. В конце концов, перед вами служитель закона. Да меня дисквали­фицируют и будут правы на все сто! Вы обе испаритесь, а мне что делать, если тут ищейки начнут рыскать?

– Пусть себе рыщут на здоровье, – хмыкнула Джада. – Ты-то при чем?

Энджи в бессильном отчаянии взмахнула руками, рас­плескав свой кофе.

– Мишель! Можешь ты образумить эту идиотку? У ме­ня уже нет слов! – Она выскочила из кухни и грохнула две­рью спальни.

Мишель посмотрела на Джаду. Та упрямо отвернулась.

– Она права. А ты нет, – сказала Мишель.

– Могла бы и не поддакивать, – буркнула Джада. – Знала бы ты, каково мне было годами жить в этом доме, чтоб ему провалиться! У тебя-то, Золушка, все было в ажуре. Мне же, между прочим, приходилось изо дня в день драить некрашеные полы на кухне! А голые стены в ван­ной? А гостиная, доделать которую у него так руки и не дошли? Да что там гостиная – в прихожей вместо абажура сколько лет пластмассовый каркас висел с жалкой лампоч­кой посредине. И теперь он изволит достраивать дом для нее! – Выпалив все это на одном дыхании, Джада шлепну­ла ладонью по стойке, размазав лужу от кофе Энджи. – Я его умоляла. Я сама купила панели для отделки стен и собственными руками приволокла в дом. Предлагала на­нять кого-нибудь со стороны, раз уж он сам не может. Какое там! Мистер отказался. Мистер был оскорблен. Ты жила в доме с картинки, а я – среди строительного мусора!

– Джада, прошу тебя, успокойся. Давай не будем забы­вать о главном. У меня больше нет дома. Я все бросила – диванчики, думочки, занавесочки… Вот что важно, и ты сама это знаешь.

– Важно или не важно – не тебе решать! Мишель невольно отшатнулась.

Черт! Обидела! Не хотела, но обидела свою лучшую по­другу. Ну почему эти белые так уверены в себе? А еще обвиня­ют чернокожих в чванстве.

Джада честно и долго пыталась заглушить мысли о мести, но всякий раз терпела поражение. Оставить дом, в который было вложено столько сил – ее сил! – на память Клинтону, лжецу и тунеядцу?! Не будет этого!

– Ладно, прости меня, Мишель. Я прошу тебя об одном: выслушай! Я все продумала. Если ты согласишься, уверена, что мы и Энджи уговорим.

Мишель тяжело вздохнула:

– Приклеенный к матрацу член, киднепинг, отказ от содействия властям, а теперь еще и… это! Может, проще примкнуть к мафии?

– Может, проще закрыть рот и выслушать? Говорю же, я все продумала.