«Я — говорит, — на ваш гимназический благотворительный вечер собираюсь. На вокально-музыкальное отделение приеду! А ваша сестра не выступает разве?» — «Нет!» — говорю. Очень жалел, что ты не выступаешь; говорил, что читка и экспрессия у тебя изумительные… И знаете что? — обратился Граня уже ко всем, — Миша Завьялов с ним родственник дальний. Ужасно его хвалит… Вообще он мне нравится! Сегодня он будет у нас… Взглянуть, говорит, приеду, как вы устроились.

— Ах! — сорвалось в одно и то же время с уст Марьи Дмитриевны и Лелечки. — Что ж ты раньше не сказал? Мы приготовились бы.

— Да что, у вас денег, что ли, нет приготовляться? Пошлите за тортом к чаю, за закуской… фрукты, вино… Его надо вовсю принять: ведь всем ему обязаны.

— Фекла не сумеет выбрать! — заикнулась Лелечка. — Я поеду.

— Нет, уж лучше я сам! Ты мадеру в рубль купишь знаю я тебя, скрягу! А надо хорошую. Я думаю, при его богатстве, он шампанским зубы полощет… И потом, Бога ради, ванильных сухариков не покупайте, — внезапно раздражился Граня, — задушили вы вашими ванильными сухариками. Этакое мещанство, право! И грошовой колбасы с чесноком не ставьте на стол.

— Да ведь ее Павлук любит! — подняла было голос Лелечка.

— Ну, и пусть ест ее на здоровье, запершись где-нибудь в углу… Надо сига купить… икры свежей… хорошо бы устриц…

— Батюшки! Да откуда ты про устрицы знаешь? — воскликнула Марья Дмитриевна, так и впиваясь глазами в лицо сына.

— У Завьялова ел… устрицы… Это… это ужасно вкусно! — скороговоркой произнес Граня, подражая, очевидно, кому-то из старших товарищей богачей.

— Я уши надрал бы твоему Завьялову за его устрицы! — мрачно бросил Павлук, искоса поглядывая на Граню. — Избаловался сам мальчишка и других к баловству приучает.

Но тот даже и внимание не обратил на недовольство брата.

— А не взять ли к вечеру устриц? Лелька, ты сумеешь выбрать устрицы? — обратился Граня, как ни в чем не бывало к сестре.

— Все это вздор!.. — неожиданно и резко произнесла Валентина, хранившая упорное молчание во все время разглагольствований Грани. — Кого ты думаешь удивить нашим достатком и излишеством? Человека, который знает лучше всех источник этого достатка и даже является как бы косвенно участником благодеяния, оказанного нам… Крайне безрассудно и глупо! — и она, резко оттолкнув свой стул, вышла из-за стола.

Все как-то разом притихли. Это выходило далеко не обыденное явление со стороны Валентины: она никогда не сердилась и не теряла самообладания. И при виде ее резкой выходки Марья Дмитриевна проводила тревожным взглядом свою всегда спокойную, уравновешенную дочь и впервые неприятное чувство к полученному «наследству» шевельнулось в ее сердце.

«Уж лучше не было бы его… А то, как явились деньги, детей не узнать… и споры, и недоразумение.