Александро . Ведь нельзя же животное на кладбище…

Хатдам . Нельзя.

Александро . Наверное, кто то так любил свою собачку. И ухаживал за могилкой, пока сам не скончался. А что на том месте строить будут?

Хатдам . Не сказали… Там церковь при кладбище… Ее закрыли, а попа на пенсию.

Александро . А у нас тоже новый поп. Молодой… Он Соню с Дураком в церковь не пускает.

Хатдам . А тебя?

Александро . Ты ведь знаешь, я не хожу… (Пауза.)  Ты очень усталым кажешься. И вид у тебя больной. Худой весь стал, как деревце. И мешки под глазами. Дожди осенние льют… А мы боимся без тебя ночами… Ты в следующий раз попроси у бригадира рукавицы.

Хатдам . Там на столе записка.

Александро . От него?

Хатдам . Наверное.

Александро . Я почитаю? (Подавшись к столу.)  Ты знаешь, он очень странный… (Теребит пальцы.)  Все скрывается. Как будто невидимка. А мне бы очень хотелось на него взглянуть. Хотя бы на один миг. (Берет со стола записку.)  От него… Его почерк. Может, он некрасив? Зато у него, наверное, душа чистая. Ведь это немало. (Разворачивает записку, читает.)

Хатдам . Трубку бы покурить…

Александро . Пишет, что любит. И так у него это просто получается, что душу завораживает. (Смотрит на себя в зеркало.)  Я ведь тоже некрасива?

Хатдам . Ты?

Александро . Не спорь, я знаю. Но я не расстраиваюсь. Ведь совершенство – это смерть для воображения. Совершенство возбуждает лишь низменные чувства. А в человеке должен быть какой нибудь недостаток, отличающий его от других. Совершенны только женщины, снимающиеся в журналы для мужчин.

Хатдам . Откуда ты знаешь?

Александро . А мне недавно один человек показывал… Я мимо сушилки проходила, а он позвал и журнал дал посмотреть.

Хатдам  (настороженно) . И что?

Александро . Ничего… А что?

Хатдам . Больше не ходи на сушилки. А если будет звать, мне скажи… Поняла?

Александро . А что ты волнуешься?

Хатдам . Да нет… Устал…

Александро . Как ты думаешь, мне отвечать на письмо?

Хатдам . Сама думай. Или Соню спроси.

Александро . Он пишет, что переполнен любовью, как река, в которую спадают снега… Как ты думаешь – это на слух хорошая фраза или штамп поэтический?

Хатдам . Я стихов не понимаю.

Александро . А мне кажется, что я уже ее слышала где то…

Хатдам . Он тебя обнимал?

Александро . Я же его никогда не видела… Мы переписываемся.

Хатдам . Этот, который на сушилках…

Александро . Да нет, что ты. Зачем ему это! Просто показал журнал… Я ему сказала, что журнал неприличный, а он засмеялся, и я ушла. Там, в журнале, одна женщина очень на Наташу похожа…

Хатдам  (дернувшись) . А чей журнал?

Александро . Этого, с сушилки…

Хатдам . На русском языке?

Александро . Да нет… У нас такие журналы не печатают.

Хатдам . А от Наташи ничего не было? (Дует на больной палец.)

Александро . Ничего… Один раз я видела почтальона, он приехал на своем велосипеде, но ничего не привез. Просто воды попросил, напился и укатил. Болит палец? Ноготь будет новый расти.

Скрип двери.

(Радостно.)  Сонечка вернулась! В комнату, ковыляя, входят Соня и Дурак. Это сиамские близнецы, сросшиеся телами. Они на трех ногах, по одной руке обнимают друг друга за шею. В руке Сони удочка, в руке Дурака – ведро с торчащими из него рыбьими головами и хвостами. Лицо Сони можно назвать красивым – прямой нос, глубокие глаза, взметнувшиеся брови… Лица Дурака не видно, на его голову надет сатиновый мешок.