Этьен. Но я не знаю, что ты вообразил, папа; это вовсе не вера, в религиозном смысле: я не посещаю никакой церкви и даже не убежден, что верю в Бога. Это лишь ощущение, что истина, видимо, на стороне верующих. Вот, скажем, молитва. Я не могу молиться. Я пытался на фронте; например, однажды ночью… я тебе когда-нибудь расскажу… одно воспоминание о ней заставляет меня содрогнуться… Папа, умоляю тебя, ведь все уже позади, ведь я здесь! Но теперь мне кажется, что есть нечто, чего я не знаю и не умею, но что мне, может быть, когда-нибудь… будет дано.

Морис. Да, конечно.

Этьен. Как это замечательно — чувствовать, что ты не насмехаешься надо мной!

Морис. Смеяться? Над тобой!..

Этьен. Да, потому что когда люди любят — как мы с тобой — ясность, четкие, завершенные линии, чистоту — в рисунке, в музыке — то увлеченность чем-то смутным, неопределенным может показаться деградацией. Однако бывают минуты, когда действительно чувствуешь себя погруженным… поглощенным чем-то… Словно какая-то стихия находит на тебя извне, но в этом нет ничего пугающего; такое вторжение чудесно… (После паузы.) О, очень возможно, что все эти ожидания могут реализоваться на самом деле недорогой ценой. (С уверенностью.) Но как раз этого я не хочу. Не хочу.

Морис (серьезно). Да, ты прав: до тех пор, пока в тебе будет жить это чистое рвение…

Этьен. Главное — оставаться честным. И потом я хотел бы… давать.

Морис. Давать?

Этьен. Да. Быть проводником жизни, света. Быть в помощь вам обоим. (Тихо.) Особенно тебе, папа.

Морис (глубоко растроганный). Благодарю, мой мальчик. Благодарю тебя.

Входит Агата. Она явно взволнована.

Агата. Морис, можно вас на два слова?

Морис (удивленно). Разумеется. А Этьен помешает?

Агата (после колебаний). Нет… нет, пожалуй. Так вот… Элиза так настаивала на том, чтобы я провела здесь эти несколько дней…

Морис. Да, знаю.

Агата...что я не могла ей отказать. Но я хотела бы вам сказать, что мне это крайне неприятно. Так что… хотя бы не сердитесь на меня.

Морис. За что я должен на вас сердиться?

Агата. Я знаю, вы предпочли бы быть только с сыном в отсутствие Элизы. Это так естественно… Еще кто-то за столом вам будет в тягость. К сожалению, мне часто приходится делать то, чего совсем не хочется (грустно усмехается), иначе… Повторяю, у меня не было возможности отказаться. Но обещаю как можно меньше вас обоих стеснять. Бывают скромные компаньонки, с которыми встречаешься только за столом.

Морис. Ну, зачем вы так!..

Этьен деликатно отходит в сторону; достает свою записную книжку, листает ее.

Агата (понизив голос). Уверяю вас, я поняла, как вы любите сына и что значит для вас лишний час, проведенный с ним. Возможно, именно потому, что мне это стало ясно, я могла стерпеть… (Умолкает.)

Морис. Что?

Агата. Ничего, это несущественно. Только не думайте, пожалуйста, что я с легкостью согласилась… Вы, кажется, удивлены?

Морис. Признаюсь, я не предполагал…

Агата (не без горечи). Естественно, вы никогда не казались мне особенно проницательным… (Говорит громче.) Так ваша золовка придет сегодня с дочерью на обед?

Морис. Да. Вот уж кто несносен!

Агата. По правде говоря, они и мне не слишком симпатичны.

Этьен. Я уже три года не видел тетю Рене, ведь она только с лета живет в Париже.

Морис (Агате). Девочка страшна как смертный грех: вы не находите?

Агата.