Изменить размер шрифта - +

Пальцы Джимми разомкнулись. Мерлин опустил глаза. Тому, кто говорил его устами, предстояло прощание — второе в судьбе. Первого он не осознал толком, и вся боль грядущей разлуки маячила за вторым. Но нужно было успеть сказать главное — и он испугался, что не успеет. Маришке было очень плохо, она во второй раз потеряла то, что давало силы жить, и в эти минуты самая стойкая, самая терпеливая любовь бессильна помочь. Где-то ждал мужчина, который в последний раз попытается отогреть девочку, — Господи, сделай же так, чтобы у него получилось!

— Я ухожу, ухожу… — торопливо сказал кто-то устами Мерлина. — Ты не думай, это уже навсегда… А ты поезжай к Марку! И никогда больше в этот город не возвращайся!

— Да… — ответила растерянная Джимми. — Ты прости меня… пожалуйста…

— Ты меня прости…

И снова рассыпались на кусочки чужие воспоминания и чужие слова — как рассыпается при утреннем переходе из сна в явь такая, казалось бы, логичная и сюжетно безупречная история. Тот, кто произнес слова, ради которых ждал столько лет, уступил ненадолго занятое место — как уступал всем и каждому всю свою непростую жизнь.

— Я пойду, — сказала Джимми. — Не надо меня провожать, я сама.

Время было не детское — второй час ночи.

Они вместе вышли в коридор. Кухонная дверь была открыта, на кухне было темно. Мерлин подумал: мать совсем рехнулась, сидит в потемках, может, даже задремала, нужно разбудить ее и заставить лечь по-человечески. Он зажег свет и увидел пустую кухню.

— Ты что? — спросила Джимми.

— Мать куда-то подевалась.

— Как это — подевалась?

— Я думал — она тут сидит. А ее нет.

— К соседям зашла? — предположила Джимми.

— Она с ними не дружит.

Склока возникла два года назад — Мерлин повадился врубать музыку на полную мощность. Мать, обычно тихая, так яростно вступилась за сына, что до сих пор соседи с ней не разговаривали.

Мерлин, предположив, что она как-то незаметно прокралась в закуток, пошел заглянуть. Матери там не было. Наконец у него хватило ума посмотреть на вешалку. Пропало пальто.

— Я больше не могу! — пожаловался он. — Что эта тетеря еще вытворит?! Куда ее понесло?!

— Позвони ей, — подсказала Джимми.

Мерлин нашел в мобильнике ее номер, позвонил — и услышал сигнал с кухни. Тут выяснилось, что материнский аппарат лежит на подоконнике, прикрытый журналом с телепрограммой.

— Может, она к тетке понеслась? — сам себя спросил Мерлин.

— Ну так позвони тетке.

Сестра матери спросонья была очень сердита.

— Теть-Люба, я не шучу! — кричал, уже не на шутку разволновавшись, Мерлин. — Ее дома нет, она куда-то пропала! Куда она могла пойти?!

Тетка потребовала подробностей. Подробности были бессвязные, но тетка догадалась.

— Ну так, может, во дворе сидит? У вас же там есть стол и лавочка? Беги, Миш, посмотри…

Мерлин выскочил из квартиры.

Джимми побежала следом — и потеряла его в потемках. Она только слышала испуганное:

— Мама! Мама!

Но никто не отзывался, и Мерлин, пробежав квартал изнутри вдоль и поперек, вернулся к Джимми.

— Я не понимаю! Она с ума сошла, что ли?! С ума сошла?! Да?!

— Не вопи, — одернула его Джимми. — Что-то случилось, если она сбежала из дому…

— Крыша у нее съехала — вот что случилось!

— Говорят тебе, не вопи! У вас тут есть круглосуточный ларек? Автостоянка? Игровой зал? Идем! У тебя есть ее фотка?

Тут Мерлин и заткнулся.

Быстрый переход