Поднимаемся в сокровищницу. Ее охраняют два самурая, которые уже каким-то образом проведали о моей победе и просто едят меня глазами. Их поклоны — образец вежливости и уважения. Сабуро отпирает железную дверь, и мы входим в небольшую комнату. Окон нет, и казначей зажигает свечи. Помещение уставлено ящиками и деревянными полками. На полках — архив Сатоми. Переписка с соседними дайме, императорским двором, различные акты гражданского состояния (кто родился, женился, умер…). Кроме того, здесь же лежат долговые расписки, важные договоры.

Во мне просыпается банкир, и я немного оживаю. Подробно расспрашиваю казначея о богатстве клана Сатоми, а также о местной денежной системе. Сабуро уже предупрежден о моих «заскоках» и, потея от усердия, просвещает меня по полной.

Выясняется, что с деньгами в Японии полный бардак. В ходу медные, серебряные и золотые монеты разного веса и разной чеканки. Есть привозные из Китая, есть императорские и, конечно, клановые — редкий дайме не чеканит собственных монет. Но уже и выработался некий стандарт. Во-первых, общепринятым средством расчета и накоплений стали золотые монеты кобаны. Казначей открыл одну из коробок, где столбиком лежали золотые овалы, и я взял в руку одну монету. Легкая, граммов пятнадцать-двадцать навскидку, с полустертыми иероглифами.

Курс «свиней», как для себя я окрестил монеты, колеблется в районе двух-трех коку риса, то есть около четырехсот пятидесяти килограммов. В урожайные годы курс падает, в голодные — растет. Я еще раз взвесил монетку в руке. И вот такой свинюшкой можно кормить трех человек в течение года? Кроме золотых кобан, в Японии ходят и более «дорогие» монеты — обаны. Номинал обаны в десять раз больше, чем кобаны, и на вес они также раз в десять тяжелее. Я покачал в руке монету — да, такой денежкой и убить можно, если кинуть посильнее.

Затем Сабуро подал мне какие-то бумажные свертки, в которых что-то звенело. Это оказались цуцуми кингины — серебряные свертки. Свертки были опечатаны, и, как оказалось, изготовлялись особыми семьями, приближенными к императору. Сначала их делали в подарочных и наградных целях, но авторитет семей и доверие к упакованным внутри монетам были настолько велики, что нынче цуцуми кингины повсеместно использовались и для расчетов. Причем продавцы-покупатели никогда не разворачивали и не пересчитывали монеты в свертках. Я взвесил в руке мешочек. Почти кило серебра.

К меди казначей относился пренебрежительно — выдвинул пару ящиков, в которых были навалены медные монеты моны. Курс моны шел как одна стопятидесятая коку. Зато большое почтение у Сабуро вызывали бумажные деньги. Оказывается, были тут и такие. Эмитировал ямада хагаки синтоистский храм в Исэ. Представляли собой они фактически векселя, в которых гарантировался обмен бумажных денег на золотые или серебряные оговоренного номинала и веса. В сокровищнице Сатоми было всего две подобные бумажки на пятьсот обан каждая.

А всего золота, серебра и меди тут хранилось аж на 100 тысяч коку! Когда я узнал финальную цифру, признаться, слегка обалдел. Это почти годовой доход двух провинций. То ли отец был весьма экономным, то ли дела у Сатоми шли в гору, но клан оказался весьма богатым.

Уже на выходе из сокровищницы мне была с поклоном вручена круглая медная печать Сатоми с изображением головы собаки (и тут опять собака!) и надписью «Делами славен». Я подвесил ее на пояс, продев шнурок за специальное ушко.