«Мне сказали, что вся гора теперь тоже моя, — написал Гибби. — Если отец хочет, он может стать лэрдом Глашгара».

— Нет, нет, — запротестовала Джанет, любовно поглядывая на него, — он для этого слишком стар. Ему уже нелегко трудиться, как в прежние времена. Ох, Господи, дай и мне уйти вместе с ним!.. И потом, какая ему разница? Аренду мы и так не платим, а овец у него сейчас как раз столько, чтобы он по старости не путался и отличал одну от другой. Одного ему недостаёт: чтобы его маленький Гибби ходил вместе с ним по горе. Иногда приходит, конечно, соседский парнишка, помогает ему, да Роберт говорит, что до Гибби ему далеко! Только знаешь что, сынок, если Глашруах и правда теперь твой, может, тебе лучше сходить туда, не мешкая, и посмотреть, как там дела. Последний раз, когда я там была, ручей уже совсем подбирался к дому — ну, к тому, что от него осталось. Не доглядишь, он совсем берег подмоет, и тогда жди беды. Так что чем скорее ты за ним приглядишь, тем лучше… Ой, сэр Гибби, женился бы ты на нашей барышне и привёз её снова в родимый дом!

Гибби тяжело вздохнул, подумав о том, что милая девочка — девушка, которая так любила гору, вереск и ручьи, теперь заперта в каменном городе и каждое воскресенье ходит в ту большую церковь, с которой у Гибби не было связано никаких радостных воспоминаний. Для него весь Глашгар был полон Богом. А церковь Северного прихода или церковь мистера Склейтера… что ж, он упорно старался, но так и не смог разглядеть черты настоящего Божьего храма ни в той, ни в другой.

На следующий день он отправился в город за архитектором, и уже через несколько недель за дело принялись каменотёсы и строители. Одни трудились на горе, усердно разбивая тёмно — синие утёсы и глыбы красного гранита, другие обтёсывали камни, а третьи укладывали основание для огромной, массивной и гладкой стены, которая должна была проходить от самого русла Глашберна почти до подножия замка и завершаться там узкой террасой, увенчанной парапетом. Другие рабочие растаскивали обломки, разбирая всё, что оставалось от более новой части дома, чтобы старый дом по возможности обрёл своё прежнее обличие. Для того, чтобы его перестраивать, не было места, и два ручья, сошедшихся на лугу возле дома, не позволяли ничего к нему пристроить. Русло второго ручья так и оставалась сухим, оползень совсем задушил его, отведя всю воду в Глашберн. Но Гибби хотелось, чтобы Джиневра снова услышала голос того самого ручейка, чьи песенки так любила слушать в детстве. Её прежняя комната обвалилась, и вновь построить её было невозможно. Гибби решил построить для неё новое жилище, под окном которого будет бежать и петь ручей. Здесь она будет жить, когда выйдет замуж за Фергюса и её отец уже не сможет отнять у неё Глашруах. Этот дом будет принадлежать ей.

Гибби нанял новых каменотёсов, и они вырубили массивные глыбы в крутой скале, возле которой пробегал ручей. Главной задумкой всего строительства было построить комнату для Джиневры. Гибби сам всё рассчитал и начертил: из стены, нависая над ручьём, должна была выступать круглая башенка с окном. Гибби поместил её чуть выше поддерживающей стены, а к стене пристроил лестницу, ведущую прямо к башенке. Из окна, поверх крыши старого дома можно было увидеть всё величие Глашгара вместе с его ручьями, сбегающими прямо с неба и весело поющими по пути. Далее, посередине первого пролёта старой лестницы в стене (достигавшей по ширине полутора ярдов) прорубили проём, и в него был встроен крепкий каменный мост, увенчанный остроконечной аркой, перекинутый через высохший ручей и ведущий к такой же площадке в новом доме, похожей на узкий коридор, покрытый крутой крышей, с глубокими альковами по обеим сторонам, откуда можно было смотреть вверх и вниз вдоль сухого русла.

Пока у подножия горы продолжались все эти работы, каменотёсы трудились и наверху, пристраивая к маленькому домику тёплую спальню для Роберта и Джанет.