И хотя говорил он тихо и к тому же по-английски, шофер совершенно впопад тут же откликнулся на хинди:
— В жизни ни капли в рот не брал, сахиб!
Богданов сидел как на иголках, вглядываясь в темноту и осеняя себя крестным знамением.
— Не понимаю, как это может быть, — говорил он. — Если бы мы куда-нибудь не туда свернули сразу от дома, мы бы тут же заехали в лес или угодили в пруд.
— Сейчас увидим, как это может быть, — пробормотал Ванманен.
Я пытался узнать место, где в первый раз заметил, что мы едем не той дорогой, но не мог ухватить взглядом никаких ориентиров. В полном недоумении я раскрыл было рот, чтобы сказать об этом товарищам, и тут где-то очень близко раздался отчаянный вопль. Шофер резко затормозил. Мы, онемев, придвинулись друг к другу.
— Что это было? — спросил я наконец.
— Убили кого-то, кажется. Женщину… — отвечал белый как мел Ванманен.
Но мы не осмелились вылезти из машины. Не знаю, сколько времени провели мы так, оцепенев от ужаса. Мы больше не слышали ничего, кроме урчанья мотора, и только он удостоверял, что все происходит на самом деле. Вдруг вопль повторился, теперь уже совсем близко, а вслед за ним — крики о помощи: «Убивают! Убивают! Спасите! На помощь!»
Кричали по-бенгальски, но я достаточно хорошо разбирался в языке, чтобы понять смысл слов. Мы все, кроме шофера, выскочили из машины и, хотя ничего не было видно, побежали на голос. Крики, пока мы бежали, делались все глуше, но мы как будто различили слово «babago» — отец, — повторенное несколько раз.
Однако бежали мы напрасно: ни людей, ни следов борьбы, никого и ничего не попалось нам на глаза. Ванманен, будучи довольно плотного сложения, тяжело пыхтел позади. Богданов хмуро, сжав зубы, вперял взгляд в темноту. Мы решили все-таки продолжить поиски. Но деревья вдруг плотно сомкнулись над нами, мрак стал непроницаем. Лунный свет подрагивал высоко наверху сквозь лианы. Тем не менее Ванманену почудилось впереди какое-то движение, и он крикнул по-бенгальски:
— Что случилось?
Мы прислушались, затаив дух. Никакого ответа, ниоткуда. Лес стоял как каменный. И даже ковер мертвых листьев не шелестел под нашими ногами, словно мы ступали по войлоку.
— Что случилось? — еще раз крикнул Ванманен.
Мы пошли наугад, стараясь все же не слишком отдаляться от дороги. Не знаю, сколько времени плутали мы под деревьями, готовые каждую минуту наткнуться на страшное зрелище. Я чувствовал тяжесть во всем теле, мысли разбегались, не отпускало ощущение, что я — в дурном сне и никак не могу проснуться.
— Вернемтесь! — Богданов остановился, потирая рукой лоб. — Я начинаю думать, что мы жертвы галлюцинации.
Вряд ли, конечно, у четверых человек могла быть одинаковая галлюцинация: душераздирающий крик и одни и те же, совершенно одни и те же слова. Но интуитивно я чувствовал, что Богданов прав, и мы вернулись на дорогу.
— Кажется, нас далеко занесло, — сказал я, не видя машины. — Куда теперь?
Мои товарищи взглянули на меня в недоумении, и Ванманен заметил:
— Куда бы нас ни занесло, машина должна быть где-то поблизости. Покличьте-ка этого болвана!
Я крикнул изо всех сил, сотрясая немоту ночи и сам содрогаясь от гула, который поднял. Мы подождали, растерянно озираясь посреди пустой дороги. Шофер не откликался.
— Он пошел нас искать, — предположил я.
— Но где же тогда машина? — спросил Богданов, с усилием разжимая челюсти. — Не мог же он бросить нас вот так, ночью, в джунглях?!
— Конечно, не мог, — успокоил его Ванманен. |