– Ладно, – сказала Нелл, пытаясь спрятать радость.

– Когда тебе будет восемнадцать?

– В июне, – сказала Нелл.

– У меня была дочка, которую звали Нелл, – сказала Хелен.

– Я не знала, – сказала Нелл.

– Она как бы пропала в пути, – сказала Хелен.

– Я так сожалею, – сказала Нелл. А что еще тут скажешь? Хелен не стала объяснять, как именно пропала та Нелл, а эта Нелл не спросила.

– Ей бы исполнилось восемнадцать на следующее Рождество. В день Рождества.

– Мне всегда жалко тех, кто родился в день Рождества, – сказала Нелл. – Подарки раз в год, вместо двух раз! Я сама родилась в летний солнцеворот. Нет, вы правда хотите, чтобы я стала манекенщицей?

– У тебя и лицо и фигура, какие требуются.

– Одно только, – сказала Нелл, – манекенщиц полным-полно. Хорошенькой может быть кто угодно. Своей заслуги в этом нет.

А Хелен с недоумением спросила себя: кто из тех, кого я знаю, говорил такие вещи? Ее отец, естественно, но как могла она уловить связь?

– Я бы предпочла стать модельером, – сказала Нелл. – Вот для этого нужен настоящий талант.

– И время, – сказала Хелен, – и опыт, и профессиональные навыки.

Нелл, казалось, поняла. И улыбнулась.

– Я бы стала манекенщицей, если бы могла оставить волосы такими, – сказала Нелл.

Они были короткими, черными и торчали, как колючки. (Она их зачесывала вверх щеткой.)

– Ну это вряд ли отвечает образу «Дома Лалли», – сказала Хелен. Но она понимала, что изменить образ «Дома Лалли», пожалуй, легче, чем заставить Нелл изменить решение, и победа осталась за Нелл. А тут явились мальчики – Эдвард, Макс и Маркус – и их познакомили, но ведь Нелл была всего только одна из мастериц, и особого внимания они на нее не обратили. Они требовали, чтобы их мать пошла с ними на кухню и накормила их ужином, а она, будучи дочерью своей матери, покорно пошла с ними. Нелл, когда они все ушли, вдруг почему-то стало очень одиноко, словно выключили плафон и оставили ее в темноте. Она докончила розу, а попозже в тот же вечер позвонила миссис Килдейр, просто сказать, что она здорова и работает, и чтобы миссис Килдейр не беспокоилась, и нежный привет Бренде, и – а да! – наилучшие пожелания мистеру Килдейру. А потом она пошла в вечернюю школу и записалась на продвинутый курс искусства, истории и французского. Она вновь вернулась на круги своя.

НЕ ЛЮБИМА!

А теперь, читатель, не вернуться ли нам к цвету лица Анджи? Помните, как она сделала то, что косметологи называют обновлением кожи, и операция не удалась? Как трещины и шишки стали еще хуже, чем прежде? Ей даже не хотелось предъявлять клинике иск – такие муки сулила огласка. Но когда в течение переписки с ней по этому поводу они высказали предположение, что операция тут ни при чем, а причина психопатического происхождения, и тем не менее предложили оплатить счет психиатра, она согласилась. Она обратилась к доктору Майлингу, принадлежащему к новейшей святошколе. Она слышала, что он молод и красив. Так и оказалось.

– А по-вашему, в чем причина? – спросил он.

– Я несчастна, – услышала она свой голос и удивилась себе.

– Почему? – У него были ясные синие глаза.