Он услышал мои шаги и повернул голову так резко, что чуть не упал. Я протянул руки поддержать его. Он откинулся, словно всколыхнувшись, в старой армейской шинели, которую носил.

— Отойди от меня! — Будто ждал, что я его толкну. Я повернул руки ладонями вперед, демонстрируя свою безвредность, и нагнулся. — Не трогай мою книгу!

С этим я не посчитался, подобрал учебник и сунул ему под мышку, точно свернутую газету.

— Мне твоя помощь не нужна!

Я хотел было огрызнуться, но снова заметил, как белы его щеки вокруг красных пятен в их центрах и как слиплись от пота его волосы. Я вновь ощутил его запах — запах перегревшегося трансформатора — и осознал, что к тому же слышу его — в груди у него хрипело и хлюпало. Если Стоук Джонс еще не знал дороги в амбулаторию, так должен был ее узнать в недалеком будущем.

— Господи, я же не предлагаю тащить тебя на закорках! — Я попытался налепить улыбку на свою физию, и у меня что-то более или менее получилось. Черт, а почему бы мне не улыбаться? Разве не лежат у меня в кармане девять баксов, которых утром там не было? По меркам третьего этажа Чемберлена я был богач.

Джонс обратил на меня свои темные глаза. Губы у него сжались в узкую полоску, но потом он кивнул.

— Ладно. Довод принят. Спасибо! — И он возобновил свой стремительный подъем по склону. Сначала он далеко меня обогнал, но затем крутизна начала сказываться на нем, и двигался он все медленнее и медленнее. Его хлюпающее дыхание стало громче и чаще, как я ясно услышал, когда поравнялся с ним.

— Может, тебе стоит напрягаться поменьше? — спросил я.

Он бросил на меня досадливый взгляд — «Как, ты еще тут?»

— Может, тебе стоит меня съесть?

Я указал на его «Социологию».

— Она сейчас опять выскользнет.

Он остановился, зажал учебник под мышкой понадежнее, снова оперся на костыли, сгорбившись, как злобная цапля, сверкая на меня глазами сквозь спутанные пряди черных волос.

— Иди-иди, — сказал он. — Мне нянька не нужна.

Я пожал плечами.

— Я за тобой не приглядывал. Просто надоело быть одному.

— А мне нет.

Я пошел дальше, злясь, несмотря на мои девять баксов. Мы, классные остряки, не обожаем заводить друзей — двух-трех нам хватает на всю жизнь, — но и не приходим в восторг, получив коленом под зад. Наша цель — обзаводиться множеством знакомых, с которыми можем расставаться, смеясь.

— Рили, — сказал он у меня за спиной.

Я обернулся. Значит, все-таки решил немного оттаять, подумал я. И как ошибся!

— Есть жесты и жесты, — сказал он. — Вымазать бритвенным кремом дверь старосты — это только чуть-чуть выше, чем намазать сиденье парты Малютки Сьюзи соплями, потому что не сумел найти иного способа признаться ей в любви.

— Я не мазал кремом дверь Душки, — сказал я, озлясь еще больше.

— Угу. Но ты играешь в карты с жопой, который ее намазал. И тем самым придаешь ему убедительности. — По-моему, я в первый раз услышал такое применение этого слова, которое продолжало делать все более помоечную карьеру в семидесятых и в прококаиненных восьмидесятых.