– А я и не про брата, – отвечаю я.

– Неужели ты тоже рыбачишь? – В голосе Пору слышатся нотки восхищения, и это лишь вдохновляет меня идти дальше в моём бессовестном вранье.

– Ещё как! – Я опираюсь на лопату и стараюсь придать себе внушительный вид. – Когда увидишь мой улов, глазам не поверишь!

– Вот это да! Да ты просто сокровище, – смеётся Пору, – что ж…

Он уже собирается было перемахнуть через забор и отправиться восвояси, как вдруг останавливается, словно что-то вспомнив.

– Проклятье, совсем забыл! Я хотел тебе кое-что показать. – Пору подходит ближе и вытаскивает из кармана овальный кулон из прозрачной смолы, внутри которого находится засушенный жёлтый цветок.

– Ух ты… – шепчу я, – он настоящий?

– Да! Здорово, правда? Стащил его у бабушки из сундука пару лет назад, а теперь вот решил увековечить…

– Очень красивый! А можно потрогать?

– У меня другая идея. – Пору подходит ещё ближе, и мне кажется, что моё сердце вот-вот остановится. Он распрямляет толстый шнурок, на котором висит кулон, и осторожно вешает его мне на шею, после чего окидывает меня взглядом, заставив опустить глаза и раскраснеться ещё сильнее.

– Тебе очень идёт, – улыбается он, а с соседней улицы вдруг доносится крик:

– Пору-у-у! Где тебя духи носят, паршивец?!

– Ой! Это отец, – Пору делает виноватую гримасу, – он, наверное, предпочёл, чтобы меня утащили Ури, чем я бы слонялся тут. До встречи на ярмарке!

Я спокойно киваю и провожаю его взглядом, а как только Пору скрывается за поворотом, падаю спиной в снег, взвизгивая от восторга. Янтарь прыгает вокруг, беспокоясь, не тронулась ли я умом. Может, и тронулась! Неужели я и правда для него… особенная?

Но мой восторг быстро сменяется осознанием настоящих проблем.

– Что же нам теперь делать, Янтарчик?

Ярмарка уже завтра, а от отцовского улова остался только один бочонок, который мы припасли на время его болезни. Заглянув внутрь бочонка, я обнаруживаю несколько худеньких рыбёшек, прилипших ко дну. Ну и дела… Похоже, придётся брать всё в свои руки.

– Опять болтаешь с этим придурком? – спрашивает меня брат, как только замечает, что я дома.

– Ты тоже придурок, Вато, и ничего, – парирую я.

– Ну-ну, – хмыкает он, зажимая в зубах пару швейных иголок.

– Как папа?

– Не очень, – Вато кивает в сторону родительской спальни. За ширмой ничего не видно, но оттуда доносятся тихие хрипы, – его опять лихорадит. Дал ему настойку из чёрного корня, так что пару часов он проспит. И пропотеет, надеюсь.

– Бедный… А что это будет? – Я замечаю, что брат отвлёкся от работы над гобеленом, чтобы вышить белыми нитями странную форму на небольшом кусочке ткани.

– Пока секрет, – усмехается он, – но это будет друг.

– Опять чайка? – угадываю я, вспомнив, что Вато любит вышивать этих белых птиц, символ нашей семьи. – А те остальные… – Я окидываю взглядом полотна, висящие на стенах. С них на меня пристально смотрят причудливые существа. – Они не друзья?

– Не знаю. Духов трудно понять. Если бы я хоть раз мог с ними поговорить по-человечески… – Он на мгновение погружается в задумчивость, но хмурится и начинает ворчать на меня.