Пугающе настолько, что только лишь чудом мечница сдержалась, чтобы не отшатнуться в ужасе от увиденного. Чтобы Дерек не сделал со своим пленником, он не оставил от него ничего человеческого.

Во всяком случае – живого человеческого.

Боль, которую в данный момент должен был испытывать Гэлхад… Анис не могла себе представить подобные муки.

Латная перчатка, дрожа и шатаясь, поднялась на уровень лица Анис.

– Не… плачь… любовь… моя, – железный палец вытер слезу на щеке девушки. –Я… хочу увидеть… твою улыбку… в последний раз.

Анис улыбнулась. Сквозь слезы. Сквозь душевную боль. Сквозь бессильное отчаянье, которое пожирало её изнутри.

Гэлхад смотрел на неё. На её черные, как ночь, волосы и светящиеся изумрудами глаза. Она была прекрасна. Прекрасна в каждом движении длинных ресниц, в каждом вздохе коралловых губ, в каждом изгибе белоснежной кожи и смешливом подмигивании незаметных веснушек.

Те несколько скоротечных лет, которые он провел, держа её в своих объятьях, были самыми счастливыми в его жизни.

– Мы… победили?

Анис кивнула.

– Ты победил, – прошептала она.

Гэлхад откинулся на спину. Его рука скользнула на живот возлюбленной. Где-то рядом ударила белая молния. Из неё вышли Том, Эйнен с Дорой и Хаджар.

Они было рванули к нему, но тут же застыли. Их взорам предстало то же зрелище, что увидела и Анис.

Гэлхада уже было не спасти. Даже величайшая из магий исцеления не помогла бы сейчас. Просто потому, что она была направлена на сохранение жизни. И не возможно её сохранить там, где уже властвовала Смерть.

На земле лежал не живой Гэлхад, а мертвый. И, лишь по какой-то мистической, таинственной причине, он все еще не покидал пределов мира живых.

– Друзья… мои, – прошептал он, глядя на лица четырех адептов. – Для меня… было… честью… биться с вами.

Они подошли к нему. Встали рядом и, обнажив оружие, вонзили его в землю. Высшее проявление уважение перед адептом. Высшая почесть, которую можно заслужить в этом мире…

– Назови его… назови моего сына… – хрипел он, чувствуя, как длань праотцов уже простирается над ним. – Асмерхэд.

– Асмерхад, – улыбнулась Анис. – Безмятежная вершина.

– Я… буду…ждать тебя. Но… молю… не торопись… ко мне.

Она еще сжимала латную перчатку, когда то, что заменяло Гэлхаду жизнь, покинуло его тело. Стеклянные глаза смотрели на плывущие по небу безмятежные облака…

Под ними кружили вороны.

В недоумении они смотрели на поле битвы, после которой осталось всего одно тело – все остальные мертвые исчезли прахом, когда погиб Эйнен.

Десятки тысяч убитых легионеров и ни одного тела, чтобы опустить знамена перед жаром погребальных костров. Не над кем спеть тризны.

Лишь груды порванных и истерзанных доспехов.

Воинов прошлого и воинов настоящего.

Костер, к ночи, все же, сложили. Огромную башню из дерева построили за единственной оборонительной заставой, которая уцелела в битве. Но на нем не было тел. Только доспехи и клинки. Их плавили, отдавая дань памяти тем, кто ушел в битве.

А на вершине костра лежал могучий рыцарь, сжимавший лежавшую на груди секиру.

В руках Анис все еще пылал факел, которым она подожгла хворост под башней. На её щеках так и не высохли сползающие к подбородку слезы.

Левой рукой она держалась за низ живота.

Хаджар смотрел на неё и понимал, что лишь великая сила останавливала её от того, чтобы рухнуть под тяжестью душевных ран. Та сила, которую женщина приобретает, когда становиться матерью…

Рядом с Хаджаром, за столом тризны, который легионерам заменяли сложенные на земле бревна с простой брагой и хлебом, сидели Карейн Тарез, молча пьющий за здравие вояк, Дора Марнил, Эйнен Островитянин, Анетт из племени Шук’Арка и, даже, Том Динос.