– Хотя какие вы добряки? Вы – лицемеры. Я ворую и убиваю честно, с чистой совестью. А вы? Перед тем, как убить или украсть, а чаще после этого, вы придумываете себе лицемерные оправдания! В Приморье вы украли десятки миллионов долларов, купленных за фальшивки и весьма изобретательно обвинили в этом своем злодействе... Чубайса! Несколько лет назад, здесь, недалеко, на Ягнобе, Чернов с подельниками разграбил золоторудное месторождение, собственность суверенного Таджикистана... Разграбил и обвинил в этом... Беловежские соглашения!

– Да уж... – вздохнул я. – Было дело...

– И более того, – продолжил Худосоков, не обратив никакого внимания на мои слова, – я скажу, что только зло может творить, создавать, строить. Вон, любимый Черновым Вилли Старк из "Всей королевской рати" Уоррена говорил, что добро можно вылепить только из зла. Он был прав... Но зачем это делают? Почему лепят "добро"? Почему Вилли Старк строил Больницу? Чтобы стать Президентом! Почему вдруг начали освобождать Чечню? Чтобы стать Президентом! Так что "добро" это промежуточный продукт в творении Зла! Это миазмы Зла, его отходы! Найдите хоть одно "чистое" дело, дело, которое движется не злом! Или, по крайней мере, не зиждется на нем? У вас не получится! Или вы найдете это "чистое" дело лишь в детской песочнице или в приюте для маразматиков!

– Да уж... – вздохнул Баламут.

– А я никого не обманываю, – продолжил Худосоков, посмотрев на Николая несколько недоуменно (как будто самовар перед ним заговорил). – Я делаю зло сознательно, честно. Если бы меня выдвинули в Президенты, то я бы честно сказал, что "добро" буду делать только для того, чтобы избраться на второй срок. А избравшись на второй срок, стал бы его делать лишь для того, чтобы благодарная чернь оставила меня у власти навечно...

Худосоков замолчал, вернее начал лепить артистическую паузу. А я уставился в голубое небо. Перед нами был глубоко убежденный человек, а все глубоко убежденные люди – наполовину полудурки. И, не желая думать об услышанном, я подумал об убеждении, как таковом: "Убежденный – это ведь побежденный... Побежденный чьим-то мнением, авторитетом или своим мизерным "опытом", убежденный – это человек, отказавшийся от одной своей четвертушки во имя другой..."

А Худосоков, слепив паузу, "проснулся" и, увидев по нашим глазам, что мы "уплываем", продолжил нервно и на повышенных тонах:

– Я делаю сейчас зло. Самое лучшее в моей жизни. И вы поможете мне. За хлеб насущный, за жизнь, за свободу.

– Черный говорит, что в октябре тут все снегом завалит... – лишь только Худосоков кончил, проговорила София (в течение паузы она думала об октябрьской погоде).

– Об этом не беспокойтесь. Делайте только то, что я прикажу, и все будет хорошо...

– С тобой? Хорошо??? – удивился Баламут.

– Не забывайте, что вы живы, пока мне хочется, – полоснул нас взглядом Ленчик. Мы внутренне отшатнулись, а он, выразив удовлетворение кривой усмешкой, продолжил:

– Ну-ну, зачем так пугаться! Дядя Леня добрый сегодня, он сейчас что-то для вас всех сделает.

Сказав это, Худосоков подошел к Ольге походкой уважающего себя человека и уставился своими пронзительными глазами в ее пустые синие очи. Сердце мое екнуло. "Ольга? Он может что-то сделать для Ольги!!?" Я подбежал к нему и, запинаясь, спросил:

– Ты... чего... Ты что имел в... в виду?

– Так говорите, это с ней в пещере с волосами случилось?

– Да. В пещере над штольней, – подтвердил Бельмондо.