– Что это тебя разобрало? – проворчал Силдин.

Януэль не ответил ему, его внимание было полностью приковано к безмолвному движению губ наставника. На какой-то момент он поверил, что старец что-то говорит, но контакт уже был прерван. В перламутре глаз слепца более не отражалось ничего – так поверхность воды смыкается над брошенным камнем.

Януэль осознал тем временем, что Силдин, нахмурив брови, чего-то от него допытывается. Он так и не выпустил плечо друга и исподволь притягивал его к себе, как бы пытаясь вернуть на землю.

Завершив молитву, мэтр Игнанс воздел вверх изможденную руку, чтобы развеять перед собой пепел костра, всю ночь пылавшего на вершине Башни. Благословение было произнесено. Он повернулся и исчез, из коридора донесся лишь шелест его одежд. Его уход был ознаменован вздохом облегчения. Быстрое перешептывание сменилось глухим постукиванием приборов и веселой перекличкой.

Раскрасневшийся от напряжения, Силдин сильнее потянул запястье друга, приблизив свое лицо к лицу Януэля.

– Ты сумел выдержать его взгляд? – изумленно прохрипел он. – Ты, не способный устоять перед развеселой девицей, смог оказать сопротивление этому старцу?! Решительно у тебя все не так, как у других.

– Не знаю, что и сказать… – пробормотал Януэль, подыскивая предлог, чтобы замаскировать свое смущение. – Я просто не ощутил импульса, заставляющего опустить глаза.

– Импульс? Если на тебя падает такой взгляд, нет нужды в импульсе, – заметил Силдин, вновь опускаясь на скамью.

– Мыслями я был далеко, вот и все, – заметил Януэль, сделав попытку улыбнуться. – Я задумался о том, чем займешься ты, став одним из моих наставников.

Но лицо друга по-прежнему выражало недоверие.

– Мм… Погоди, не связывает ли случайно вас с мэтром Игнансом некий секрет? Ты ведь сказал бы мне, не так ли?

Януэль пожал плечами и взялся за ложку. Он понимал, что ревнивое беспокойство в голосе друга – это лишь мимолетная реакция. Но он знал также, что предстоящие дни потребуют от Силдина исключительной сосредоточенности и самообладания и каждый послушник должен уважительно относиться к этому. Естественно, что Силдин поглощен предстоящим испытанием и тем лучезарным будущим, которое откроется ему в случае успеха.

Он удовольствовался тем, что, приняв лукавый вид, повернулся к другу со словами:

– Допустим, но у тебя ведь куда больше шансов, чем у меня.

Силдин поднял вопросительно бровь:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты отлично знаешь. Да, мы оба усвоили доверенное нам учение Завета. Ты преуспел, сочетая дар Огня с даром любви…

Силдин взволнованно обхватил пальцами затылок:

– А ты, шалопай, освоил умение льстить, как Аспид!

– Нет, я сердцем чую, что тебе суждено завоевать успех и священнодействовать под взором самого императора.

– Скорее мне следует привлечь взор императрицы. – Силдин искоса взглянул на приятеля.

– Ты полагаешь, тебе повезет?

– Я пошутил!

Они со смехом принялись за еду. Однако Януэль мог бы поклясться в том, что Силдин не шутил. Януэль подумал, что если друг не поостережется женского общества вплоть до судьбоносного дня, он рискует жизнью. Между служителем Феникса и его творением во время ритуала Возрождения возникала уникальная связь, требовавшая полной самоотдачи. И порой юные ученики погибали всего лишь из-за запаха женщины, еще не выветрившегося с их кожи. Чтобы принять необходимость своего нового рождения и тем более подчиниться чужой воле, Феникс не должен испытывать ни малейшего сомнения. Это подтверждала и суровая мораль учения Завета. В том случае, если в сознании проводящего ритуал затаилось воспоминание о женщине, может возникнуть угроза устойчивости Возрождения, а значит, опасности подвергнется само существование служителя Феникса.