Изменить размер шрифта - +
Лев, рухнувший возле обугленного тела рыцаря, жалобно стонал, а Сен-Ден парил между грозным, невероятных размеров Фениксом и императором с его охраной. Мэтр Фарель, морщась от боли, корчился на полу.

Внезапно сложив свои гигантские крылья, Феникс вдруг вытянул шею и дохнул огнем на Сен-Дена. Тело жреца вспыхнуло, как факел. Пламя задело его крылья, и он рухнул к подножию трона.

Лицо Януэля представляло собой сплошной ожог, будто он побывал в самом пекле. Дрожа всем телом, он пытался сообразить, что же делать. Ему казалось, что в груди его, под одеждой, пылают раскаленные угли. Каждый вдох заставлял его стонать от боли. Сжав кулаки, он напряг все силы, чтобы не рухнуть на пол.

Януэль понял, что Феникс вот-вот примется за императора с его рыцарями. Сделает ли он это намеренно или же, движимый внезапным импульсом, бросится в атаку на того, кто представлял для него наибольшую опасность? Этого юноша не знал. Он лишь почувствовал, что остается один-единственный шанс разом спасти и Феникса-Хранителя, и монарха. Правда, для него, Януэля, это было смертным приговором, но в этой ситуации его жизнь больше ничего не значила. Ему уже никогда не исправить того, что случилось, но он использует малейшую отсрочку, чтобы совершить эту последнюю попытку, проверить пришедшую на ум догадку. Одна мысль о предстоящем уже была мукой, и все же то, что он намеревался предпринять, могло получиться. Если удастся освободить Феникса от воздействия Желчи, его жертва будет не бессмысленной. Тогда как смерть императора вновь ввергнет империю в хаос, и она сделается легкой добычей для Харонии. Поэтому Януэль должен отдать свое тело во власть Феникса, сделаться футляром для него.

Единственным решением было Великое Объятие.

Мэтр Фарель уверял, что никто из фениксийцев не в состоянии выжить после Великого Объятия с Фениксом, существующим от Истока Времен. И все же смерть в этом случае не означала поражения. Хранитель будет скован, сам Януэль исчезнет, но его сердце, питаемое Фениксом изнутри, останется жить и будет сохранено лигой как реликвия.

Следовало действовать как можно скорее. Огненная птица уже медленно нависала над троном, взмахивая крыльями, глаза ее впились в императора и его охрану. Десять рыцарей ордена Льва готовились бросить вызов Хранителю, спустив на него хищников. Движимые древним страхом, львы издавали жуткое рычание.

Януэлем овладело странное спокойствие. Тяжкая завеса, за которой покоились его воспоминания о прошлом, о пережитом некогда ужасе, вдруг исчезла. Он всегда чувствовал себя виновным в том, что ему удалось остаться в живых, в то время как его мать погибла под клинками коварных убийц. И вот теперь ему представился случай оправдать случившееся своей смертью, достойно воссоединиться где-то там, далеко, со своей матерью. Учение Завета утверждало, что душа праведников сливается с ветром, становится дыханием, волной, что вольно перемещается в Миропотоке. Януэлю раньше часто казалось, что мать превратилась в едва слышный шелест, который порой слышался в его снах и вел его по жизни. Мысль об этом стала для него светлым источником, к которому он приникал всякий раз, когда его одолевали сомнения в будущем. И вот в тот момент, когда Феникс Истоков в сиянии, подобном солнечному, взвился над императором, Януэль безраздельно принял мысль о смерти.

Он помнил ту смешанную со страданием радость, что овладевала им во время Великого Объятия в Алой Башне. Миг, когда Феникс проникал в тело, чтобы слиться с ним, был чрезвычайно болезненным. Кровь буквально превращалась в кипящее масло, так что хотелось просто вырвать из груди сердце, ставшее пылающим углем, и этому желанию было трудно противостоять. Януэль живо помнил обо всем этом, но в сей роковой час он почерпнул новые силы в воспоминании о неповторимой близости, возникавшей между учеником и Фениксом…

Теперь или никогда.

В страстном порыве он погрузил руки в Священный Пепел, зачерпнул пригоршню и поднес ее к лицу.

Быстрый переход