Выступили на рассвете, под заунывно-тягучие азаны муэдзинов. На двух с виду неказистых, но с американскими моторами «роллс-ройс» «газиках», в составе тяжеловооруженного кадрированного отделения. Проехали сонный после ночного обжорства Каир, переправились через широкий — редкий крокодил доплывет до середины! — Нил и попыли-ли древней дорогой, видимо, помнящей еще и Ту-танхамона, и завоевателей гиксосов, а может быть, и самого первородителя Атума. Свернули, как сказал Ибрагим, налево, потом ушли согласно плану на-нраво, и ехать вскоре стало некуда — пустыня заглохла дорогу в свое алчущее ненасытное чрево.

Хорст вылез из машины, взяв азимут по солнцу, Ориентировался на местности — до района каменоломен оставалось еще километров двенадцать По сыпучим дюнам, под палящими лучами, в призрачном, ощутимо плотном мареве… Ничего, дошли. Заброшенную каменоломню отыскали сразу в узкой долине, западную часть которой скрывали отроги гор, а восточную — высокий холм. Мрачное место, похожее на преддверие ада. Однако людей там хватало. Кто работал лопатой, кто махал кайлом, кто долбил тяжелым, поблескивающим на солнце ломом. А происходила вся эта археологическая суета возле той самой темно-оранжевой скалы о которой говорил старый рейс. Как видно, у непу тевого Муссы и впрямь был длинный язык.

«Доннерветтер! Такую мать», — не обнаруживая своих эмоций, Хорст изучил в бинокль лагерь, отметил грамотное расположение палаток, прикинул приблизительное количество людей, глотнул из фляжки и посмотрел на заместителя, плечистого седого немца, работавшего еще в гестапо у Мюллера.

— Ганс, со мной. Остальные — в прикрытие. Сейчас же второй его зам и начальники секторов сорвали с плеч автоматические винтовки и, перемещаясь короткими перебежками, взяли лагерь под контроль. На ровную мушку.

Командовала археологическим процессом на редкость привлекательная пышногрудая блондинка в белой рубашке с отложным воротником и коротких, до середины бедер, шортах. Лицо было как у голливудской кинодивы — породистое, с правильными чертами и крайне самоуверенное. Сразу чувствовалась, что блондинка была дамой тертой, с яйцами. И точно, она не стала задавать вопросы вроде «ду ю спик инглиш» или «шпрехен зи дойч». Нет, прищурилась недобро, хмыкнула оценивающе и улыбнулась Хорсту с Гансом как шаловливым детям..

Что, товарищи, заблудились? А документ у есть?

Сейчас же, по мановению ее руки из палатки подошли двое, лапнули синхронно кобуры, выплюнунув в унисон окурки.

— Я президент филиала общества советско-арабской дружбы, — веско сказал Хорст и, вытащив мандат, паспорт, пропуск, допуск и разрешение на оружие, указал на Ганса: — А это заместитель мой…

В глубине души ему было смешно — давай, давай, блондинистая, тряси буферами. Ведь стоит только дагь знак, и от тебя, и от мордоворотов твоих только мокрое место останется.

Блондинка быстро пролистала документы, собрала стопкой и вернула Хорсту.

— Ну а здесь-то, товарищ председатель, какого хрена собачьего вам надо?

Хоть и мельком, а все успела проверить: и факру обложек, и реквизиты содержания, и натуральность печатей, и совмещаемость оттисков. Документы ажур, не подкопаешься. Органолептикой не взять.

Блондинка слегка улыбнулась, на миг показав красивые, неправдоподобно белые зубы.

— Так вот, товарищ председатель с товарищем заместителем. Больше сюда ходить не надо. А то будете дружить с тамбовскими волками. Всю оставшуюся жизнь.

По ее равнодушно-насмешливому тону чувствовалось — не шутит.

— Нет уж, лучше мы с арабами.