— Давай, брат, приезжай, — с готовностью ответил тот, раскатисто икнул в трубку и успокоил: — Поможем, чем можем. Водки привези.

Жил Лебедев в «хрущобе» у парка Котлякова и в виду натянутых семейных отношений принял посетителя на кухне. Выпили, закусили сырком «Дружба», тяпнули еще и неторопливо, взвешивая все за и против, стали думу думать. Остановились на сотрясении мозга — методе, в общем-то, не новом, но надежном, дающим стопроцентный результат.

— Скажешь, что блевал, ничего не помнишь, в ушах звенит — и все, сотрясение тебе обеспечено. А уж внешние симптомы мы тебе устроим.

Допили водку под сырок, взялись за дело — не спеша, вдумчиво, с чувством, с толком, с расстановкой.

Сява встал в позицию и принялся лупить Андрона в дых, по ребрам, пинать по ляжкам, в живот. Рука у него оказалась тяжелой, а нога легкой на подъем.

Андрон стоически терпел, терял дыхание, сгибался и чудом сдерживался, чтобы не вставить благодетелю крюка. С левой, с правой, в челюсть, в висок, апперкот под бороду, локтем, коленом… Наконец экзекуция закончилась.

— А поворотись-ка, сынку. — Сява, тяжело дыша, со тщанием осмотрел свою работу и остался доволен. — Лепота! Комар носа не подточит. Вставай, брат, выдвигаемся на местность.

— Как, еще не все? — Андрон по стеночке поднялся на ноги, выругался матом и скорбно, преисполненный дурных предчувствий, двинулся за Сявой.

Держа дистанцию, пришли на остановку, порознь, каждый в свою дверь, сели на троллейбус и уставились в пол. Конспирация. Тело у Андрона отчаянно ломило, перед глазами плавали круги. Он не заметил, как доехали до Александрины — лесопарка у проспектов Ветеранов и Народного Ополчения, — и механически, по знаку Сявы, сошел в прохладный полумрак позднего весеннего вечера. Отбитые ноги плохо слушались его.

В лесу было нехорошо — темно, хоть глаз выколи, и грязно. По колено. Зловеще перекликались ночные птицы, воняло прелью и болотом, где-то выла одичавшая собака, поминая хозяина.

Сява вышел на берег пруда и, остановившись, протянул руку.

— Валюту, ценности, деньги, драгметаллы— давай. Сам знаешь, брат, милиция, «скорая», санитары, врачи. Одно ворье. А у нас как в аптеке.

Однако волновался он зря, брать с Тима было нечего, разве что часы с треснувшим стеклом, рубль сорок восемь денег да приписное свидетельство, будь оно неладно.

Миновали пруд, свернули с аллейки и, увязая в грязи, матерясь, углубились в лес.

— Все, хорош, самое то. — Сява зацепился за сучок и, разминая плечи, принялся махать руками. — Брат, замри, фэйсом к небу. Последний штрих.

Андрон, вздохнул и молча занял нужную позицию — скорбную эту чашу ему предстояло выпить до дна.

Чмок — голова его вдруг дернулась, ночь на миг расцветилась всем богатством красок, и сразу не осталось ничего, кроме дурноты, муторной потерянности и боли. Словно на ринге после нокдауна.

— Надо бы еще разок для верности. — Сява залепил проверочную плюху, поддержал Андрона за плечо. — Ну ты мужик, так держать удар! Сейчас, как оклемаешься, двинешь на тропу и погребешь на запад к «бублику», ну, торговый центр, знаешь… Я буду тебя сечь у телефонной будки, чтобы сразу дернуть ментов. Главное, скули пожалостливей и изображай убогого — здесь помню, а здесь не помню. Вариант верный…

И впрямь, все прошло как по маслу. Стоило Андрону по-пластунски выдвинуться на опушку, как послышался рык мотора и ночную мглу разогнали фары милицейского УАЗа.

— Вот он, кажись, еще шевелится. — Из машины вылез лейтенант, важно закурил.