Ника собиралась просить, настаивать, упрашивать, умолять… Она пересекла половину зала, когда поняла, что вокруг внезапно воцарилась гробовая тишина.

Девушка недоуменно огляделась.

Из середины стоящего справа от нее дубового стола шло сияние. Ника не сразу поняла, что оно исходит от массивного невзрачного булыжника, лежавшего среди драгоценных аэролитов для антуража, – именно в такой горной породе добывали летные камни.

Несколько долгих мгновений все присутствующие в зале не двигались и, казалось, даже не дышали. Наконец мадам эр Мада разрушила это оцепенение; подойдя к столу и с трудом приподняв булыжник, она с силой бросила его на пол. Порода треснула, и из-под серой осыпающейся корки показался ярко светящийся аэролит.

Самый большой аэролит, который только был в Зале, в разы превосходящий даже самых крупных своих собратьев.

– Вы видели размер того аэролита? Представляете, какие авионы он сможет поднять? И как их можно будет использовать? А на мысе Горн нам совсем не помешает еще одна мощная летная машина типа «Грозы»!

– Почему никто не догадался, что в этом куске породы скрывается летный камень?

Ника сидела на скамейке в одном из коридоров Министерства полетов, куда ее привели сразу после Церемонии камней. У ног девушки стоял саквояж, а сама она слушала доносившийся из-за двери жаркий спор. Ее руки нервно сжимались и разжимались, словно вспоминая притягательную тяжесть сверкающего аэролита, который выбрал ее… И который у нее сразу же забрали. Но это ничего не меняло; Ника почти физически ощущала незримую связь с летным камнем. С его сердцем. Как бы далеко он от нее ни был, теперь она всегда будет его чувствовать.

Вспомнив то невероятное, ни на что не похожее ощущение правильности и завершенности, которое ее охватило, когда она держала в руках летный камень, Ника внезапно успокоилась. Да, за дверью кабинета директрисы летной школы сейчас решалась ее судьба, но девушка понимала, что это не имеет значения, ведь ее судьба решена на другом, куда более важном уровне.

Задумавшись, Ника не заметила, как рядом с ней появилась еще одна дама. Седые волосы забраны в строгий пучок, в резких чертах лица ни намека на мягкость. Она скользнула по Нике быстрым, цепким взглядом и без стука вошла внутрь.

– А кто будет ее обучать? – отчетливо донесся до девушки тонкий, взволнованный голос распорядительницы Церемонии. – Для управления аэролитом с такой мощью требуется особенно тщательная подготовка…

– Мадам министр! – раздался тут нестройный хор голосов, и Ника обмерла: получается, эта седовласая дама – сама министр полетов?

– Зайди, девочка, – бросила мадам через плечо, держа дверь приоткрытой.

Ника неловко вскочила, торопливо подхватила саквояж и, отчетливо осознавая, как сильно помято и запылилось ее скромное дорожное платье, неуверенно проскользнула внутрь. Всю свою храбрость, которая у нее была, она израсходовала на Церемонии камней.

– Николь рей Хок, поздравляю, ты принята в летную школу, – с ходу заявила министр не терпящим возражений тоном, глядя при этом не на Нику, а на директрису.

– Как скажете, мадам министр, – не стала спорить мадам эр Мада. – Но как быть с ее обучением? Ей потребуется специализированная подготовка, а у нас в школе нет инструкторов с аэролитами даже приблизительно такого же размера, как ее летный камень… Собственно, я сомневаюсь, что во всей Империи найдется авионера с таким летным камнем, как у нее.

– Найдется, – ответила мадам министр. – Трис рей Дор.

Нике показалось, что директриса едва слышно застонала. Но ее лицо при этом осталось совершенно невозмутимым.

Даже слишком невозмутимым.