В душе она забавлялась, представляя, что подумали бы жители городка Снек, у которых даже скошенный воротник или свисающая лента вызывают неодобрительные взгляды, о непринужденной моде Ост-Индии, и наслаждалась чувством триумфа при мысли о том, что Рейндеры, Дейкстра и Хекстра все это никогда не увидят. А вот она, Флортье, добилась своего и добралась сюда. Никто из жителей Снека с его аккуратными домиками и белыми кружевными гардинами, за которыми так хорошо прятаться и шептаться, и не мог предположить, что она способна на это.

Первые дни Флортье только ела и спала, чтобы стряхнуть, смыть с себя все следы долгого путешествия. А еще подставляла туземной женщине спину для массажа. Сегодня, выждав приличествующий срок, она написала на тонкой почтовой бумаге с названием отеля письма Росендаалам, тер Стехе и Вербругге, поблагодарила их за приятную компанию и между строчками намекнула, что не прочь с ними повидаться. И после визита к парикмахеру, который работал в одном из бунгало в двух шагах от администратора и уложил ее волосы в букет из затейливых петель и завитков, Флортье сделала то, что умела лучше всего – стала хорошо выглядеть.

Она поставила чашку с блюдцем на столик, взяла веер, откинулась на спинку кресла-качалки и, плавно покачиваясь, с блаженным вздохом закрыла глаза.

Нет, она не благодарила свою тетку за то, что в тот день та велела ей помыть окна. В конце концов, тетка все время заставляла ее мыть окна, скоблить добела пол, начищать лампы и столовое серебро, чтобы выгнать из нее тщеславие и гордость. Чтобы Флортье получила возмездие за свои грехи, научилась покаянию, и ей больше никогда не лезли в голову глупые затеи. И все же это было самое лучшее, что когда-либо сделала для нее тетка Кокки: она сунула ей в руки ведро, тряпку и пачку старых газет. Флортье скомкала газетный лист, чтобы протереть им влажное стекло, и тут ее взгляд упал на рисунок холмистой местности, за которой поднимались высокие горы, потом на текст рядом с картинкой. Она расправила бумагу и прочла эти строчки. Потом медленно села на пол, разгладила ладонью газету и вновь и вновь принялась перечитывать заметку и рассматривать иллюстрацию. В ней говорилось о голландце, который одним из первых арендовал землю у туземцев и устроил на ней плантации. На Яве, по распоряжению колониальной администрации, крестьяне почти сорок лет были обязаны засевать пятую часть своих земель индиго и сахарным тростником вместо риса, а урожай сдавать в качестве арендной платы. Безземельные жители должны были отработать шестьдесят шесть часов в год в пользу правительства Нидерландов. Лишь после отмены в 1870 году этого «културстеелсел» (постановления о сельхозкультурах) нидерландские частные лица смогли брать земли в аренду, и многие быстро разбогатели на этом. Вот как тот плантатор, о котором Флортье прочла, сидя на полу в комнате тетки Кокки. Одна фраза из той статьи поразила ее особенно: жалоба плантатора, что на Яву совсем не приезжают одинокие женщины, несмотря на разрешение властей, а он и многие другие его знакомые мечтают жениться и создать семью. Нетерпеливый теткин окрик вернул Флортье к реальности; она поспешно сложила газету, спрятала ее в карман и снова взялась за работу. Начищая до блеска оконные стекла и выполняя в последующие недели и месяцы все, что заставляла делать тетка Кокки, Флортье мечтала о Яве, о том, как она выйдет замуж за богатого, но одинокого плантатора.