– Здесь опасно оставаться. Пойдем.

Зюлейка медленно пошла вперед. Ноги и руки ослабли, сделались безвольными, как у тряпичной куклы. Сердце гулко стучало в груди.

Багдад спал. Порой издалека доносились неясные звуки; на улицах было темно, как в подземелье. Девушка вздрагивала от малейшего шороха; ей чудилось, будто при каждом шаге подошвы ее сандалий издают слишком сильный шум.

Вскоре на небе появилась луна и озарила мир своим сиянием. По земле разметались причудливые узоры теней. Над головой вспыхивали и гасли миллиарды звезд – то был ритм вечности. В таком же ритме бились человеческие сердца – сначала одни, потом другие… Жизнь тянулась бесконечной цепью, у нее было столько же звеньев, сколько мерцающих точек в необъятной тьме. Пересчитать их все был способен только Аллах.

Амир привел Зюлейку в пальмовую рощу на окраине квартала Карх. В столь поздний час появление людей в таком месте было большой редкостью. Здесь им не могли помешать. В траве и в листве деревьев шелестел теплый ветер; казалось, свежие ночные запахи проникали прямо в душу.

Молодой человек остановился и положил руки на плечи девушки.

– Если ты согласилась прийти на свидание, Зюлейка, значит, ты меня любишь и хочешь принадлежать только мне, мне одному!

Она покорно прошептала:

– Да, мой господин!

– Не называй меня господином. Ты знаешь, как меня зовут.

– Амир.

Ей хотелось взять его имя в ладони и прижать к своему сердцу.

Он расстелил припасенную кошму и мягко принудил Зюлейку сесть на нее. Осторожно запустил пальцы в густые волосы девушки, принялся гладить, ласкать.

– Скажи, о чем ты мечтаешь?

– Не знаю, – растерянно прошептала она, хотя думала и грезила об одном-единственном чуде: никогда не расставаться с этим прекрасным юношей!

Амир улыбнулся в темноте.

– А я хочу, чтобы многие вещи сделались бесконечными, чтобы время разжало свои тиски, чтобы не надо было ни о чем думать, ничего решать. Чтобы эта ночь продолжалась вечно, а ты всегда оставалась такой, как сейчас!

Он опустил девушку на кошму, и его властные руки проникли под рубашку Зюлейки. Обвили талию, потом скользнули ниже. Горячие губы приникли к нежной девичьей груди.

– Не бойся, – прошептал молодой человек. – Все хорошо. Просто теперь ты моя! Моя, правда?

Зюлейка не в силах была ответить. Ей было и стыдно, и страшно. Страшно оттого, что она не могла с собой совладать, вырваться, оттолкнуть, убежать, сказать «нет». Прошло несколько секунд; ей казалось, что его губы и пальцы – везде. Амир сорвал с девушки одежду, приник к ее телу. Зюлейка чувствовала прикосновение его бархатистой кожи, ей чудилось, будто она срастается с ним, что они волшебным образом превращаются в некое единое существо.

Жар все сильнее разливался по телу, погружая в сладкое оцепенение. Зюлейке было так приятно и хорошо, что она не заметила, как Амир овладел ею. Девушка вздрогнула, почувствовав боль, которая странным образом сочеталась с острой сладостью, и постепенно покорилась новым, неизведанным ощущениям.

После Зюлейка долго лежала в его объятиях, слушая, как их сердца бьются в едином, возбужденном и радостном ритме.

– Отныне мы принадлежим друг другу и между нами нет никаких преград! – пылко произнес Амир.

Он играл ее волосами, любовался ею и нежно улыбался. Полуопущенные ресницы Зюлейки стыдливо подрагивали. Ошеломленная случившимся, она не двигалась и молчала. Потом нерешительно попросила:

– Расскажи о себе. О своих родителях.

Для того чтобы между ними и в самом деле исчезли преграды, девушке было необходимо знать о его семье, о матери и отце, о том, как и чем он жил, пока не встретил ее.