|
Все оставшиеся годы мать ненавидела правителя, горе и возмущение разъедали ей душу. Брат Рамуса, Аборайн, ушел в горы, выбрав жизнь разбойника и убийцы, а закончил ее на той же виселице, на которой когда-то погиб отец. В ночь казни Аборайна за Рамусом пришли солдаты и проводили его к правителю. — Ты жаждешь мести? — спросил повелитель Гориазы. — Нет, сир. — Но ты ненавидишь меня? — Я ни к кому не испытываю этого чувства, сир. Мой брат заслужил смерть своей грешной жизнью. Мой отец умер незаслуженно. Но его смерть была ошибкой, а не чьим-то злым умыслом. — Знаешь, почему ты здесь? — Вы стараетесь решить, не будет ли благоразумно убить и меня, сир. — Ты очень спокоен, молодой человек. — Я не могу помешать вам убить меня, если вы того пожелаете. Какое-то время правитель сидел молча, задумчиво глядя на юного аптекаря. Потом он глубоко вздохнул: — Я не убью тебя. Но я не могу допустить, чтобы ты жил в моих пределах. Возможно, когда-нибудь ты откроешь ненависть в своем сердце, а если нет, то я все равно буду думать об этом. Я дам тебе денег, и ты уедешь отсюда. Итак, куда ты направишься? — Мне всегда нравились горы, сир. — Тогда пересеките море, мастер Рамус, поезжайте на север и найдите себе дом в горах Друаха. Мне говорили, что там очень красиво. — Я так и сделаю, сир. Благодарю вас. — Не надо благодарить человека за то, что он противостоит злу. Желаю всего хорошего, мастер Рамус. — А я вам. Громкий крик прервал воспоминания старика. Рамус поднялся с кресла и закрыл дверь хранилища. Наступила тишина. Мулграв натянул поводья и повернулся к озеру Старых Холмов. Вода поблескивала в лучах послеполуденного солнца, острые пики западных гор, как в зеркале, отражались в неподвижной глади. Созерцание озера успокоило его. — Наша жизнь такая короткая, — сказал он, обращаясь к Гэзу Макону. — Мы приходим в этот мир всего лишь на мгновение и исчезаем навсегда. — Почему вы говорите об этом с улыбкой? — спросил юноша, останавливая своего прекрасного золотисто-пегого мерина рядом с гнедым учителя фехтования. — Человеческое зло легче переносить, зная, что оно недолговечно, — ответил Мулграв. — Если это так, то получается, что и человеческое добро тоже недолговечно. Мулграв усмехнулся: — Что ж, это уже предмет для диспута, сир. Улыбка исчезла с его лица. Подувший с озера холодный ветер взметнул полу серого плаща всадника. Конь Гэза нервно попятился, и юноша поспешно успокоил его. Менее умелый наездник, наверное, свалился бы на землю. — Хорошо управились, сир. — Он немного норовистый. Гэз наклонился и погладил мерина по золотистой шее. Некоторое время оба всадника молчали. Мулграв снова перевел взгляд на сияющее озеро. — Почему вы хотели, чтобы я поехал с вами к аптекарю? — спросил Гэз. Его спутник вздохнул. Разговор мог пойти в неведомое и опасное русло. — Я хотел сказать вам, сир, что горжусь тем, как вы вели себя прошлой ночью. Вы столкнулись с вооруженными людьми. Вы не убежали. Вы спасли жизнь своему отцу. В этом нет никаких сомнений. Гэз Макон покраснел: — Я воровал уголь. Мулграв неожиданно выругался и, резко повернувшись, взглянул в лицо молодому человеку: — Вы настоящий мужчина, Гэз. Вы можете стать великим. Не позволяйте людской злобе изменить вас. — Мне бы хотелось знать, почему он меня ненавидит, — ответил юноша. — Но нам нельзя говорить об этом. |
