Чувствуя, что его везение наконец-то опять обрело силу, Мэт велел Нериму и Лопину переносить в «Странницу» его одежду, по одной-две вещи зараз, а заодно по нескольку мешочков с золотом. А его копье с черным древком и двуреченский лук со снятой тетивой, стоявшие в углу спальни Тайлин, подождут до последнего. Возможно, вынести их окажется не проще, чем выбраться самому. Новый лук для себя он всегда сумеет смастерить, но ашандарей Мэт оставлять не собирался.

За проклятую вещь я заплатил слишком высокую цену, нельзя ее бросать, подумал Мэт, проводя пальцем по шраму на шее, скрытому черным платком. Одному из первых его шрамов. Свет, было бы замечательно думать, что впереди его ждет нечто большее, чем шрамы и битвы, которых он не хочет. И жена, которой он не хочет и даже не знает. Должно же быть что-то большее. Но сначала надо выбраться из Эбу Дар с целой шкурой. Это – самое главное.

Лопин и Нерим поклонились и удалились, подобные толстым кошелям, попрятав деньги в своей одежде так, чтоб нигде не выпирало, но, стоило им уйти, появилась Тайлин, первым делом пожелавшая узнать, почему Мэтовы слуги носятся по коридорам, словно бегают наперегонки. Захоти он покончить с собой, он мог бы сказать ей, что они состязаются в том, кто первым доберется до гостиницы с его золотом или кто первым начнет чистить его одежду. Вместо этого Мэт принялся всячески отвлекать ее и вскоре настолько преуспел, что прочие мысли вылетели из головы, разве что осталось слабое воспоминание, что удача наконец-то стала сопутствовать ему не только в азартных играх. Для полного счастья не хватало одного – чтобы перед его уходом Алудра дала то, чего он добивается. Тайлин всей душой отдалась своему занятию, и на время Мэт позабыл и о фейерверках, и об Алудре, и о бегстве. На время.

После недолгих поисков в городе Мэт наконец обнаружил литейщика колоколов. В Эбу Дар было много мастеров, делавших гонги, но всего один колокольный мастер, чья литейная находилась за восточной стеной. Колокольный мастер, страшный, как мертвец, и нетерпеливый тип, потел от жара, исходившего из его громадной железной печи. Длинное душное помещение литейной мастерской вполне могло сойти за камеру пыток. Со стропил свешивались цепи лебедок, из печи вырывались стремительные языки пламени, отбрасывая трепещущие тени и наполовину ослепляя Мэта. Едва глаза успевали отойти после такой вспышки, как очередной бешеный выброс огня снова заставлял его щуриться. Истекавшие потом работники переливали расплавленную бронзу из плавильного котла печи в квадратную изложницу высотой в полтора человеческих роста, которую передвигали на колесиках при помощи рычагов. Другие огромные формы, похожие на нее, стояли на каменном полу среди расставленных там и тут меньших изложниц всевозможных размеров.

– Милорд шутить изволит. – Мастер Сутома выдавил из себя глухой смешок, но веселым не выглядел. Его влажные черные волосы свисали сосульками и липли ко лбу и ко впалым щекам. Он то и дело бросал на работников хмурые взгляды, словно подозревал, что те, если за ними постоянно не приглядывать, немедленно улягутся и заснут. Да в такой жаре и мертвец не заснет. Рубашка у Мэта прилипла к телу, и местами пот начал проступать и через куртку.

– Ничего об Иллюминаторах не знаю, милорд, и знать ничего не желаю. Бесполезная безделка эти фейерверки. Не то что колокола. Милорд простит меня? Я очень занят. Верховная Леди Сюрот заказала тринадцать колоколов для набора в честь победы. Самые большие колокола, таких нигде в мире не отливали. А Калвин Сутома их отольет!

По-видимому, то, что победа одержана над его городом, менее всего волновало Сутому. Когда Мэт поделился с ним подобным наблюдением, тот ухмыльнулся и потер костлявые руки.

Мэт попытался упросить Алудру смилостивиться, но та сама была как будто из бронзы отлита. Правда, она стала гораздо мягче бронзы, когда наконец-то позволила себя обнять, однако поцелуи, от которых она вся дрожала, ничуть не смягчили ее решения.