– Мне кажется, ваша супруга не рада возвращению на родину.

– Моя супруга не рада возвращению на Стражевой Камень. У нее есть некоторое предубеждение против острова. – Злотников посмотрел на архитектора в упор, взглядом ясно давая понять, что уж он-то ничего не боится и ничего не забыл.

Август отступил на шаг, почти отшатнулся, как того требовали правила игры, принялся оттирать с рубашки невыводимое пятно. Он ничтожество, потерявшее все, оставшееся без дома, без репутации, без жены и друзей, без гроша за душой. Ему только и остается, что пресмыкаться перед тем, кто считает себя благодетелем, уповать на его милосердие. Так думает Злотников, а если еще не думает, то нужно заставить его поверить в то, что он, Август, ничтожество и есть – сломленное и неопасное.

Уже в самом замке, в просторном и гулком холле, их догнали остальные. Мари вошла, опираясь на руку едва заметно прихрамывающего капитана. Следом, нервно позвякивая ключами, появилась пани Вершинская. Если и раньше она не отличалась красотой и изяществом, то нынешние заботы сделали ее и вовсе уродиной. Льдистый взгляд ее теплел лишь, когда останавливался на Злотникове. А в дверях тем временем образовалась некоторая сумятица, слуги вносили багаж. Чемоданам, саквояжам и коробкам, казалось, не будет числа. Они выстраивались вдоль стен и грозили заполнить собой весь холл. Злотников смотрел на происходящее с насмешливой презрительностью.

– За границей моя дражайшая супруга пристрастилась к ненужным тратам, – сказал он не слишком громко, но так, что Мари все равно услышала. Ее щека дернулась, а пальцы, которыми она вцепилась в рукав капитанского кителя, побелели.

– Что же еще остается делать бедной женщине, когда ее муж настолько занят, что не может уделить ей ни минутки времени? – за светской улыбкой Мари скрывались боль и злость, а голос дрожал от обиды.

Седовласый капитан смущенно хмыкнул, успокаивающе погладил ее ладонь. Было видно, что своей нынешней ролью он тяготится и, будь на то его воля, давно сбежал бы обратно на корабль. А Злотников, похоже, давно уже привык к семейным пикировкам и супругу свою не удостоил даже взглядом. Стерпеть такое своенравной Мари было тяжело, но она стерпела, а желчь свою предпочла излить на человека постороннего, коим и оказался Август.

– Мастер Берг! – Она отцепилась от руки капитана, и тот вздохнул с явным облегчением. – Не ожидала вас снова увидеть!

Зло зацокали каблучки по каменным плитам холла, и Мари остановилась перед Августом.

– Отчего же? – спросил он с улыбкой, рассеянной и одновременно глуповатой.

– Слыхала, вашу женушку пристрелили. Думала, вы уже спились с горя.

Она хотела не просто оскорбить, она хотела сделать больно. Но больнее, чем есть, ему уже быть не могло, а оскорбления его давно перестали волновать.

– Моя любимая супруга погибла от рук разбойников и негодяев, – сказал он сдержанно. – Я скорблю, вы правы, но сам умирать не спешу. А то, что к зеленому змию пристрастие имею… – Он развел руками. – Что есть, то есть.

– И что вы делаете в моем доме? – Мари не желала сдаваться и отступать.

– А я, пожалуй, и сам не знаю. – Он пожал плечами.

– Место прислуги в людской или на кухне. – Щека Мари дергалась все сильнее и сильнее.

– Дорогая. – Злотников шагнул к жене, сжал ее локоть. Надо полагать, сжал сильно, потому что Мари поморщилась от боли, но высвободить руку не попыталась. – На этом острове и в этом доме я решаю, кто гость, а кто прислуга.