В воздухе, проникавшем в гостиную через проволочную сетку двери, веяло сыростью, но душно не было. Дышалось сегодня вечером гораздо легче, чем вчера. Когда я вспомнил, как обливался потом в своей комнатушке в том проклятом бараке, просто не поверилось, что это было со мной. Пусть на вилле я поселился ненадолго, но уж обратно в ту конуру не вернусь, решил я. Пропадай она пропадом вместе с тем жалким барахлом, которое там осталось. Заберу, пожалуй, свою регистрационную карточку, которую С. без моего ведома переправил в эти края, и уеду куда-нибудь далеко, в маленький городок, где я никого не знаю и меня никто не знает. Что мне терять, достаточно решиться — и я могу отправиться хоть на край света.

В глухой провинции на те денежки, которые я получу, наверное, нетрудно купить землю и дом. А можно обойтись и без этого — просто снять какое-нибудь жилье. Найти работу, и дело с концом. Половину денег надо будет обязательно отослать жене — нет, не жене, а детям. Ведь как муж и отец я палец о палец не ударил для своей семьи. Как это брат тогда сказал: «Никогда не думал, что ты такая безответственная скотина». С тех пор я ни разу его не видел.

А может, и не надо посылать никаких денег. Раз я безответственная скотина, пусть уж таким и останусь. Деньги мне и самому сгодятся. Без гроша в кармане свободной жизни не видать. Придется опять вкалывать. А какая, к черту, свобода, если ты вынужден вкалывать.

Главная причина несвободы — отсутствие денег. Это единственная истина, которую я усвоил за минувшие три года. Ни малейших иллюзий на свой счет я не испытываю. Я не гожусь на то, чтобы ворваться в какой-нибудь провинциальный банк с пистолетом в руке, — для этого у меня кишка тонка. Не хватит у меня ловкости и чтобы морочить голову разным богатым дурам. То был, конечно, поступок идиота — бросить работу, не подыскав ничего взамен. Когда до меня дошло, что сильным человек может быть лишь принадлежа к какой-то организации, было уже поздно. «Никогда не думал, что ты такой идиот», — так еще сказал мой братец.

И вот теперь я вновь оказался в подчиненном положении. Опять кто-то отдает мне приказы. Я нанят на службу своим бывшим однокурсником и выполняю разную бабью работу — бегаю по магазинам, готовлю, стираю, подметаю, прислуживаю какому-то молокососу, который непонятно откуда и взялся. Он тоже, вне всякого сомнения, для меня — начальство. Подчиненный у меня только один — лохматая дворняжка.

Этот С. тоже мне шишка на ровном месте... Не знаю, кто там за ним стоит и что он может, но смотреть на меня свысока я ему не позволю. Неизвестно еще, на что бы он сгодился, если б оставить его одного. Вся разница между ним и мной состоит в том, что он всегда знал: в одиночку ничего не добьешься. К какому, интересно, выводу он пришел, собрав обо мне все необходимые сведения? «Пожалуй, этого можно использовать», — так он, наверное, решил и презрительно усмехнулся при мысли о моем никчемном существовании и моей загубленной жизни. Да знает ли он, что тот, прежний, я был пооборотистей его нынешнего? Что мне не было равных по части предприимчивости, что я не раз потрясал весь торгово-финансовый мир?

Думаю, что и теперь голова у меня варит не хуже, чем прежде. Так что если С. собирается сыграть со мной злую шутку, попользоваться и выкинуть на помойку, я бы ему советовал поостеречься. У меня еще хватит сил, чтобы, улучив момент, вернуть должок с лихвой.

Я здорово накрутил себя. Чем сильнее меня разбирало, тем чаще я прикладывался к пиву.