Изменить размер шрифта - +
Это – глаза моей дочери.

– Добрый день.

В который раз Александра сдалась и приняла его правила игры.

– Не желаешь присесть?

Села. Совершенно неудобное для Александры кресло. Слишком мягкое, и чтобы встать с него, понадобятся некоторые усилия. Слишком уютное. В ее бедной голове сразу началось легкое кружение.

– Чай, кофе? Сок? Может быть, выпьешь чуть-чуть? Я вижу, ты расстроена.

– Кофе. С коньяком.

Александра никогда не пила так рано. Но иначе не выдержать.

Принесли на инкрустированный столик перед Александрой поднос, сервированный на двоих. Хозяин встал, достал из бара бутылку коньяка.

Кофе был огненно-горяч и вкусен, а коньяк придавал ему особый, неповторимый аромат.

Александра, всегда чувствительная к запахам, и сейчас безошибочно определила, что для Краснова эта рюмка коньяка – не первая на сегодня. Хотя только пробило полдень. Мало того – сквозь сандалово-кожаные нотки его одеколона, сквозь ментоловый холод дыхания, сквозь кофе и коньяк она уловила шлейф вчерашнего алкоголя.

– Я тебя слушаю. Тебе нужна помощь. Деньги?

– Нет. Разве я когда-нибудь приходила к тебе за деньгами?

– Мне кажется, в этом не было необходимости.

Краснов деликатно указал Александре на ее шесток. В этом и впрямь необходимости не было. Деньгами он обеспечивал свою несостоявшуюся супругу исправно. Сначала это были доллары в безликих белых конвертах, их привозил немолодой мужчина, смахивающий на Челентано, шофер Краснова. Потом они стали приходить на личный счет Киры. Не слишком много, не слишком мало. Необходимо и достаточно.

– Что-нибудь с девочкой?

Наконец догадался спросить.

– Да. Кира… Она пропала.

Встал, заходил по кабинету.

– Поясни.

Тут Александре потребовалось все самообладание, чтобы не устроить истерики.

– Она ушла из дома. Это в лучшем случае. В худшем – стала жертвой преступления.

– Ты заявляла в милицию?

Да! А ты как думал! Что я буду сидеть в своем кабинете и жрать коньяк до обеда, а потом приду к тебе на кофе с тем же коньяком? Но всего этого Александра не сказала.

– Да. Конечно. Они убеждают меня, что Кира именно ушла из дома. Что она вернется или как-нибудь даст о себе знать. Что никаких… Никаких криминальных трупов у них не появлялось, что маньяков в области не водится. Что нужно просто ждать…

– Может, они и правы, – протянул Краснов, достал из хрустальной коробочки сигарету, предложил гостье. Александра никогда не курила, но сигарету взяла зачем-то.

– Это очень крепкие, «Житан», – предупредил ее бывший – муж? возлюбленный? Бывший отец ее бывшей дочери?

Такую мысль Александре не следовало допускать в голову. Она разревелась. Слезы ее определенно не красили. На щеках сразу же появились красные пятна, отекли веки и волосы под слоем лака стали безжизненно-скользкими. К тому же макияж, нанести который Александре стоило немалых трудов, погиб.

– Успокойся, дорогая, – голос Краснова звучал непривычно мягко. На него всегда действовали женские слезы. К тому же он никогда не видел Александру плачущей. – Успокойся. Вот, возьми платок.

Она не взяла платка – в последнюю секунду подумала, что не хочет оставлять на нем потеки туши, мазки помады, постыдную слизь. Александра достала из сумочки пачку бумажных салфеток, утерлась. Краснов стоял рядом, пристально смотрел, как она утирается, сморкается, прерывисто вздыхает. В его взгляде было сочувствие и что-то еще неуловимое – так автомобилист смотрит на раздавленную им кошку. Дворовую, бродячую, полосатую, никому не нужную и немилую кошку.

Быстрый переход