Всё потому, что мы (во всяком случае, большинство из нас) обитаем в трехмерном мире (или, говоря формально, четырехмерном, если время считать за четвертое измерение). В трехмерном мире трем векторам хватает места, чтобы от точки разойтись под углами девяносто градусов: они взаимно перпендикулярны. (Время пока можно не брать в расчет, так как до определенной точки удаления по асимптотической кривой оно остается константой.) Но есть и другие вселенные, где правила «мягче» и для иных направлений остается больше «места».

Понимаю, представить это трудно. Но запомните: о вселенной мы знаем лишь то, что отфильтровано нашими органами чувств, а это далеко не всё. Возьмите, к примеру, спектр электромагнитных волн. Он включает в себя всю энергию, питающую космос: от длинных ленивых радиоволн, с которыми мы знакомы благодаря кухонным микроволновкам, до рентгеновских и гамма-лучей, которым хватает мощи пронизать целую галактику. А видим всего лишь крошечный ломтик из всего этого волшебного и бесконечного разнообразия энергии – какие-то жалкие семь цветов. Это все равно что получить приглашение на роскошный банкет, где вам позволено лишь подбирать объедки с тарелок.

Поэтому вспомните все, что сейчас я сказал, и попытайтесь вообразить все это разом. Представьте предметы невиданных цветов и текстур. Они перемещаются под немыслимыми углами, шныряют туда-сюда и преображаются, издавая удивительные звуки. Теперь все это перемешайте. И представьте, как это отражается в двух треснувших зеркалах, поставленных друг против друга. Примерно так и выглядит Промежуток.

Вот туда-то девушка нас и забрала, и это было самое мучительное из моих перемещений. Я уже и со счету сбился, сколько раз путешествовал по Промежутку, но еще никогда от прыжка меня так не мутило.

Еще не открыв глаза, я уже понял, где мы. Все мои органы чувств, внутренние и внешние, кричали об этом в один голос. Об этом же говорили невероятные переменчивые звуки: на первом плане – перезвон ветряных колокольчиков, а далеким фоном – автомобильные гудки, рокот, птичий щебет, шум воды и обрывки древнего, еще тридцатых годов, инструментала – «Пауэрхаус» Рэймонда Скотта, которого обожал мой отец. Если вы смотрели старый мультик «Веселые мелодии» от «Уорнер Бразерс», то, наверное, помните эту музыку. Пахло паприкой и шоколадом, а еще тянуло вязким лекарственным запахом, который я не смог определить. Ветерок то ласкал, будто перышко, то царапал, как мелкий наждак. И это, прошу заметить, я еще даже глаз не открыл.

А вот теперь открыл.

Я стоял на чем-то вроде глобуса от «Рэнд Макнелли». Планетка была футов двадцати в поперечнике, а я торчал из нее под углом в сорок пять градусов где-то посередке между экватором и южным полюсом, точно Маленький Принц на своем астероиде (если считать за южный тот полюс, что располагался «внизу»). Соратники мои тоже стояли или парили неподалеку на таких же штуковинах.

И что-то тут было не так.

Нелепая мысль: ведь в Промежутке по определению всё не так.