Заканчивалась рукоять тяжелым круглым навершьем, отлитым из бронзы. Кинжал был откован тем же мастером и во всем походил на меч.
— И ты еще будешь говорить, что не похож на бога! — Король Файахэд смотрел на Корума с явным одобрением.
Принц Корум слегка улыбнулся и взял поводья в серебряную руку. Другою рукой он поправил щит, висевший за седлом над одним из подсумков, в которых помимо провизии лежала туго скатанная меховая накидка, что могла понадобиться ему в землях Фой Мьёр. Другую накидку, Плащ Арианрод, он обвязал вокруг пояса. Под нее он подоткнул рукавицы одна из них должна была спасать его от холода, другая — скрывать серебряную руку.
Медбх откинула свои рыжие волосы за спину, подошла к Принцу и поцеловала его руку. Глаза ее были полны гордости и тревоги.
— Береги себя, Корум, — прошептала она. — Пожалуйста, вернись к нам — ты всем нам так нужен!
— Просто так я жизнь не отдам, — обещал ей Корум. — Теперь она дорога мне. Но я не побоюсь и смерти.
Солнце стояло уже высоко. Корум стер со лба пот — ему было жарко. Он помнил о том, что скоро жара сменится холодом. Корум поправил расшитую повязку на пустой глазнице и коснулся смуглой руки Медбх.
— Я вернусь к тебе, — пообещал он. Король Маннах сложил руки на груди и прокашлялся.
— Приведи к нам Эмергина, Принц Корум. Приведи.
— Без него в Кэр-Малод я не вернусь. Если я не смогу привезти его с собой, он придет один.
— Великое дело возложено на тебя, Корум. Помни об этом, — сказал (Король Маннах. — Удачи тебе!.
— Счастливого пути, Корум, — рыжебородый Файахэд похлопал вадага по колену. — Удачи!
— Прощай, Корум, — сказала Медбх. Ее взгляд и голос были тверды.
Корум ударил каблуками в бока своего буланого коня и поскакал прочь.
На душе у Принца было спокойно, когда он скакал по холмам и лесным тропам, углубляясь вес дальше и дальше в бескрайний холодный лес, что простирался на восток до самого Кэр-Ллюда. Корум прислушивался к пению птиц, журчанию ручейков, что, сверкая, бежали средь древних скал, к шепоту дубов и вязов.
Ни разу Корум не оглянулся назад, ни разу не пожалел он о принятом решении, ни разу не посетили его ни страх, ни печаль, поскольку знал он — все, происходившее с ним было уготовано ему судьбой, для мабденов же ой был воплощением великого идеала.
Подобное спокойствие редко посещало его. Вероятно, причина заключалась в том, что Принц покорно принял свою судьбу — именно за это он и был вознагражден покоем душевным.
«Интересно, — подумал Корум, — могут ли быть у подобного покоя и иные причины?» Если это не так, то он приходит к странному парадоксу — спокойным он может быть только в сражении.
К вечеру небо стало сереть. На востоке появились тяжелые тучи.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
МИР, ПОЛНЫЙ СМЕРТИ
Поеживаясь, Корум набросил на плечи тяжелую меховую накидку, надел капюшон и рукавицы. После этого он затоптал остатки костра и стал осматривать окрестности. Еще не рассвело, но по небу уже разливалось холодное голубое сияние.
Край был совершенно пустынным. Черная мертвая земля была покрыта тонким слоем инея. То тут, то там стояли застывшие голые деревья. Вдалеке виднелась цепь черных холмов, укрытых снегом. Корум забеспокоился.
Ветерок пах смертью.
Он пах смертельной стужей. Земли были настолько пустынны, что можно было с уверенностью сказать, что здесь какое-то время находились Фой Мьёр. Возможно, во время похода на Кэр-Малод они разбивали здесь свой лагерь.
И тут Корум услышал знакомые звуки. |