Филиппа сказала, что по договору на сливочной глазури будет выложена жареным миндалем надпись: «Десмонд и Дейрдра. Октябрь 1960 г.».

— По-моему, так будет лучше, Хелен, тебе не кажется? Анна говорила, будто перед ней была бешеная собака или сильно отстающий в развитии четырехлетний ребенок. Кен Грин сказал, что ему в жизни часто приходится говорить с людьми таким манером, это создает тебе репутацию терпеливого и туповатого малого, а также человека, на которого всегда можно положиться. Анна помнила, как Кен признавался, что чем сильнее он взбешен, тем медленнее говорит.

— Тебе не кажется, что лучше оставить это специалистам? — сказала Анна, произнося каждое слово очень четко и медленно.

— Да иди ты, Анна, знаешь куда! Ты меня уже достала! — выпалила Хелен.

И вылетела в сад.

Анна решила, что религиозный период в жизни Хелен явно подошел к концу.

— Сходить за ней? — предложила Филиппа.

— Не надо. Там ей, пожалуй, грозит меньше неприятностей, ведь в саду некого оскорбить и почти что нечего раскокать.

Анна решила, что Кен бы ею гордился, и с удивлением поймала себя на мысли, что слишком много о нем думает.

Обхватив колени, Хелен сидела в саду, где часто сидела в детстве, думая, что ее никто не понимает и не любит. И тут она услышала у себя за спиной шаги. Ну конечно, это Анна. Сейчас позовет ее в дом и скажет: нечего устраивать сцены. Или мама — отругает за то, что она сидит на мокром камне. Или бабушка О'Хаган — та, конечно, спросит, когда же все-таки она примет постриг. Она обернулась — это был Фрэнк Куигли. От ужаса у нее перехватило дыхание и на миг закружилась голова. Нет, это глупо, не тронет же он ее в родительском доме. Но в темноте у него был такой зловещий вид.

— Я слышал от твоего отца, что ты собираешься уходить из «Святого Мартина», — сказал он.

— Да. Они хотят, чтобы я ушла, выставляют меня вон.

— Уверен, это не так.

— Сестра Бриджид говорит, что все сестры против меня.

Она почувствовала, что выглядит сейчас пятилетней девочкой с большим пальцем во рту.

— Сестра Бриджид слишком тебя любит, чтобы так думать, а тем более говорить.

— Вам-то откуда знать? Вы ее видели только раз, в ту кошмарную ночь.

Глаза Хелен стали огромными как блюдца при воспоминании о том, как она пыталась украсть ребенка для Фрэнка и Ренаты Куигли и чем все это закончилось. С того дня, по сути дела, и начался закат ее духовной карьеры в «Святом Мартине».

— Нет, Хелен. С тех пор я не раз встречался с сестрой Бриджид, — сказал Фрэнк. — О тебе мы мало говорили, у нас были другие дела… Сестра Бриджид давала мне советы. Она мне очень помогла, и за это я тебя должен благодарить.

— Я тогда только помочь хотела, я и правда думала, что всем так будет лучше.

— Возможно, ты была права. Но мы не могли пойти на это. Пришлось бы прятаться, притворяться.

— Я всю жизнь так жила! — с вызовом, и как бы защищаясь, возразила Хелен.

— Нет-нет, неправда.

— В этом доме все всегда притворялись. И сегодня тоже притворяются.

— Не говори так…

— Как вам удается быть таким честным? Как вы научились быть не таким, как мы?

— Я далеко не такой честный, тебе ли это не знать, — серьезно сказал Фрэнк. — Я совершал поступки, которых теперь стыжусь. Среди всего прочего, мне очень, очень стыдно за то, что я сделал с тобой.

Впервые с того дня, когда она побывала в его квартире, Хелен посмотрела Фрэнку Куигли прямо в глаза.