— Грустно, правда? — тихо говорит шеф.

— Очень…

— Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я выбрал именно вас.

— Да, действительно, — бормочу я. Шеф пожимает плечами.

— Честно говоря, я почти ничего не знаю, понимаете? — Вдруг, будто осознав несоответствие данного заявления со своим положением, он продолжает: — Я чувствую, что в этой истории Эммануэля Ролле есть какая-то тайна. Я давно знаком с их семьей. Это законопослушные тихие граждане, делающие свое дело и неспособные убивать людей…

— В семье не без урода…

— Гм, знаю… Но тем не менее Эммануэль… — Он пожимает плечами. — И вот пожалуйста он садится за руль, небрежно ведет машину, сбивает человека. Вместо того чтобы остановиться, уезжает… Убивает того, кто бросается за ним в погоню… И потом идет сдаваться полиции. Это что, нормально?

— Мы знаем случаи и похлеще… Он, видно, очень испугался, когда сбил велосипедиста, потерял голову… А когда увидел, что зеленщик бросился на него с монтировкой, просто хотел себя защитить. Это, может быть, нехорошая реакция, но она вполне человеческая. Во Франции этот парень схлопотал бы лет пять тюрьмы и возмещение убытков. Но судьба определила, чтобы это случилось с ним по другую сторону Ла-Манша. А бритиши не церемонятся с убийцами!

Но, похоже, шеф не оценил мою подбадривающую болтовню, хотя звучала она весьма литературно.

— Ваши слова подтверждают гипотезу, что это был несчастный случай, — соглашается он. — В принципе, Сан-Антонио, я мог бы с вами согласиться, только вот…

— Только что?

— Только в этом случае, повторяю вам, речь идет о мальчике спокойном, энергичном, а не о бездельнике без царя в голове, чье поведение соответствовало бы тому, что вы говорите. Эммануэль Ролле, если только у него не было крайней необходимости действовать таким образом, остановился бы сразу после того, как сбил велосипедиста. Или же если бы и скрылся с места происшествия и разнес череп свидетеля, то сохранил молчание и не пошел в полицию сдаваться… Одним словом, я в некотором удивлении, и, поскольку появилась такая великолепная возможность поговорить с малым, я ухватился за нее…

Он вновь переводит дыхание. Я пользуюсь случаем, чтобы вставить:

— У меня не будет много времени, чтобы… исповедовать его, шеф.

— Знаю, но вы уж постарайтесь…

— А если он откажется от встречи со священником?

— Может и так случиться… А представьте, если он захочет увидеть именно священника?

Когда я встаю на путь возражений, шеф имеет обыкновение подкинуть мне под ноги банановую кожуру, чтобы я далеко не ушел.

Он вновь чешет репу.

— И если это произойдет, — повторяет он, — то вы должны будете показать, что вы как раз то, что ему нужно…

— Но я же не сумасшедший, чтобы петь псалмы…

— А вас и не просят… Дальше препираться нет смысла, я согласно киваю:

— Хорошо, патрон, я сделаю, как вы хотите…

— Поезжайте в костюмерную киностудии к Трануэ и возьмите необходимое облачение. Переодевайтесь и отправляйтесь в аэропорт к десятичасовому самолету. Ваш билет на аэровокзале в Орли. Так, вот деньги на поездку и рекомендательное письмо на имя офицера полиции Брандона, моего приятеля…

— Он в курсе? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает шеф, — он думает, что вы настоящий священник.