Глеб так обрадовался, когда она забыла этот шарф в Генкиной прихожей! Весь вечер он смотрел на нее потрясенным взглядом, не зная, как к ней подойти, и яркий шарфик показался ему единственной дорожкой, по которой он может хоть как-то приблизиться к этой необыкновенной женщине, которая так незаметно сидела в углу дивана.

Ему не верилось, что это было всего полчаса назад – он поднял с полу ее шарф, выбежал вслед за нею на улицу, окликнул ее, она обернулась… Ему казалось, она всегда сидела вот здесь, в его комнате, и смотрела на него потрясенным взглядом. У нее были необыкновенные глаза – не цветом, а… всем. Просторные и темные, как вечерний воздух, и как вечерний воздух прозрачные.

Он сел напротив на стул. Наверное, надо было предложить ей вина или чаю, но он не мог. Не мог разговаривать с нею о том, что не было сейчас главным. Не для него главным – для нее. Хотя что значит – не для него? Теперь получалось, что и для него тоже.

– Но почему вы думаете, что ваша жизнь разрушилась? – спросил он.

– Знаете, теперь я уже так не думаю.

Она смотрела растерянно.

«Как это может быть, чтобы и темные, и прозрачные?..» – глядя в ее глаза, подумал Глеб.

– И правильно. Не надо, – сказал он.

Она улыбнулась.

– Вы так думаете?

– Я так знаю, – неловко ответил он. И поправился: – Я так… чувствую.

– Это странно.

Теперь растерянность была не только в ее взгляде, но и в голосе.

– Что?

– Что вы чувствуете… Вы всегда так?

– Всегда.

Он легко понимал ее вопросы, хотя для постороннего уха они, наверное, звучали непонятно. Но он не чувствовал себя посторонним ей ни в чем. Как такое получилось, почему?.. Он не знал.

– Может быть, так и есть с моей жизнью, как вы говорите. Как вы чувствуете. Может быть, я этого просто не понимала. Вот до этой минуты не понимала. Я, знаете, всю последнюю неделю вообще из дому не выходила, а в замкнутом пространстве все ведь кажется преувеличенным. Если со стороны смотреть, то, конечно, ничего особенного со мной не случилось.

– Я не потому, что со стороны.

– Да и отовсюду ничего особенного. У мужа другая женщина, беременна от него. Я сказала, чтобы он поступал как знает. Он ушел.

– Может быть, он вернется?

Глеб почувствовал, что эти слова прошли по его горлу так, как будто внутри оно было обернуто наждачной бумагой.

– Может быть. Не уверена, что вернется. И не уверена, что хочу этого.

– Вы просто обижены на него.

– Я не знаю. Я перестала понимать, что чувствую. К нему. Иногда такую ненависть, что желаю ему… смерти. Мне тогда страшно становится. – В ее голосе на мгновение мелькнули нервные, лихорадочные нотки и тут же исчезли. И растерянность в глазах стала пронзительной.