Снова, как из ведра, хлынул промозглый осенний ливень. Силы Елены таяли, сознание ускользало. Она застыла, склонившись к шее Ганнибала. Сил держаться прямо уже не осталось, спасал лишь чудо-конь.

– Потерпи ещё чуть-чуть, мой герой. Видишь, уже показалась деревенька, тебе нужно проскакать совсем немного, – прошептала княжна.

Когда они рано утром покидали Калугу, небо выглядело ясным, и, хотя похолодало, Елена обрадовалась, что они не вымокнут. Ещё два дня пути по этой дороге – и они попадут в Марфино. Сначала княжна не хотела заезжать в имения Черкасских, боясь, что слуги выдадут её дяде, но из-за столь мучительной дороги сдалась. Ясно ведь, что в такую погоду верхом до столицы не добраться. Бедный Ганнибал совсем измучен, ему нужен отдых. Елена хотела попросить помощи у Ивана Ильича – управляющего самым большим подмосковным поместьем.

Сегодня к вечеру княжна задумала добраться до Малоярославца, но этот холодный дождь спутал её планы – он всё лил и лил. Одежда Елены вымокла, озноб колотил так, что стучали зубы, и лишь сила духа ещё удерживала её в седле. Серая деревенька, выступившая из-за пелены дождя, стала для неё последней надеждой. Решив постучаться в крайний дом, княжна вцепилась ледяными пальцами в гриву Ганнибала и попросила:

– Помоги, дружок, довези…

Глаза Елены закрылись, и она уткнулась головой в шею коня. Как будто осознав, что с его хозяйкой что-то не так, Ганнибал перешёл на шаг и, тихо ступая, двинулся в сторону села, аккуратно неся на спине маленькую согнутую фигурку. Чёрный туман, окутавший измученную княжну, унёс её в прошлое: из мглы памяти всплыли яркие картины счастливой жизни в Ратманово, и она вновь стала тринадцатилетней девочкой – любимой внучкой хозяйки имения.

«Надо же, я теперь на всё смотрю глазами бабушки, хотя сама осталась прежней», – удивилась Елена.

Анастасия Илларионовна Черкасская забрала к себе внучек после смерти старшего сына, Николая, и его второй жены, пережившей мужа лишь на несколько дней. Княгиня тогда решила, что посвятит девочкам остаток жизни, и с тех пор всю себя отдавала осиротевшим детям.

Время лечит, горе княжон притупилось, и Елена вдруг обнаружила, что рядом с бабушкой ей на удивление легко и очень уютно. Они понимали друг друга с полуслова, а иногда даже хватало и взглядов. В тот памятный летний вечер пять лет назад они сидели вдвоем в гостиной в Ратманово. Окна стояли открытыми, в саду благоухали розы, громко пели цикады, и месяц заглядывал сквозь занавески. Елене было так хорошо, и она с любопытством спросила:

– Бабушка, почему мне с вами всегда так просто, даже иногда кажется, что вы думаете так же, как я?

– Посмотри вон туда – и ты всё поймешь, – засмеялась Анастасия Илларионовна и указала на портрет, висевший над камином. Там была изображена она сама – юная невеста перед свадьбой.

Внучка отмахнулась:

– Ну что смотреть?! Вы опять скажете, что я очень на вас похожа, но, может, это было в детстве, а сейчас это совсем не так. Вы там – красавица, а я высокая и худая, да и лицо у меня – самое обыкновенное.

Елене ещё не исполнилось четырнадцати лет, но она уже вытянулась, догнав в росте взрослых женщин, однако осталась худой, как щепка.