Самая существенной оказалась находка стреляной гильзы 22-го калибра, которую сам же Руджеро Перуджини и отыскал прямо на поверхности грунта. Что и говорить, свезло, так свезло! Гильза оказалась старой, сильно коррозировавшей, разрушение её материала зашло столь далеко, что анализ донной части не позволил эксперту прийти к заключению, стреляли ли ею из той же самой berett-ы, которой пользовался «Монстр», или же для стрельбы было использовано другое оружие. Однако сохранность боковой поверхности оказалась лучше, чем донной, и её изучение под микроскопом позволило уверенно констатировать, что патрон явно вставляли в пистолетный магазин (патроны 22-го калибра могут быть использованы как в пистолетах, так и ружьях). На этом основании Перуджини с помпой объявил, что расследование сделало огромный шаг вперёд.

Тут же надо оговориться, что впоследствии факт «подлинности» обнаружения гильзы ставился под сомнение самыми разными людьми и предположение о том, что её просто-напросто подбросили, в явной или неявной форме высказывалось на разных уровнях. Дело в том, что в момент обнаружения гильзы – в 18 часов 29 апреля 1992 г. – рядом с Перуджини находились только два члена группы САМ из числа оперативников, введённых в состав группы самим Перуджини (т.е. его протеже, говоря прямо). Понятых рядом не было. Единственный офицер корпуса карабинеров, в служебном отношении не подчинявшийся Перуджини, стоял в нескольких шагах поодаль и не видел гильзу, лежавшую на грунте – он увидел её только в руках старшего инспектора, когда тот её поднял. Гильза была обнаружена в вечернее время, в саду у дома, уже после фактического окончания обыска в тот день, т.е. сомнений в истинности происхождения находки стало со временем хоть отбавляй. Тем более, что оружия, из которого мог быть сделан выстрел этим патроном, найдено так и не было. Как не было найдено пуль (либо следов от пуль) на предметах окружающей обстановки. Ни забор, ни росшие в саду деревья, ни доски строений не имели пулевых отметин, свидетельствовавших о том, что на ферме когда-либо велась стрельба из огнестрельного оружия. Если Пачиани действительно произвёл выстрел из пистолета «beretta», то с какой целью и куда он вообще целился?

Другим ценным «приобретением» следствия, добытым в результате многодневного обыска, явился сюрреалистический рисунок, якобы в символической (закодированной) форме сообщавший о преступлениях «Флорентийского Монстра». Рисунок этот, по мнению следователей, был выполнен самим Пачиани и аллегорически выражал его жажду убийства. В центре рисунка был изображён куб, из которого выскакивало фантастическое животное ужасного вида «типа кентавра», а у его ног находились семь могильных крестов, увитых цветами. «Человеческая» часть туловища «кентавра» была облачена в военную форму, в руке чудовище сжимало саблю, вместо головы имело череп. Рисунок был подписан «Пьетро Пачиани» рукой самого Пачиани. Видимо, эта подпись и сбила сыщиков с толку, которые сочли, что рисунок действительно выполнен фермером. Старший инспектор Перуджини и сотрудники увидели в загадочной аллегории прямой намёк на «сжигавшую Пачиани ярость»: фантастическое чудовище символизировало собою раздиравшие душу преступника страсти, а семь крестов в завуалированной форме напоминали о семи эпизодах «Флорентийского Монстра». Впоследствии упомянутый рисунок был передан для ознакомления криминальным психологам, которые на голубом глазу заверили следователей, что «рисунок Пачиани» однозначно свидетельствует о деструктивных чертах его личности.