– Что там Олет мне вякал? Много ловушек? – Юноша посмотрел на мраморные плиты пола и начал рассуждать: – Черное и белое. Ежели по Писанию, мера добра и зла в моей душе. То есть, если я скотина, живущая не по заветам Господа, то меня примут черные камешки, ежели добрый и пушистый, то белые. Во попал… чую, во мне и того и другого до хрена и больше. Господи, – взмолился семинарист, – прости раба Твоего неразумного, за то, что не всегда подставлял левую щеку, если вмажут в правую. А если и подставлял, то только для поцелуя симпатичной девчонки. Но я ведь всегда крестился при этом и просил Тебя отвернуться. А что пост не всегда соблюдал, так у меня есть смягчающе вину обстоятельство: сиротинушкой рос, а сироты всегда голодные. И не забывай, что ворогов Твоих – магов всяких недорезанных да мздоимцев злобных, это я про стражников говорю, – завсегда к порядку призывал и даже благословлял порой от Твоего имени. Прости только, Господи, что не всегда крестом их осенял, но Ты же знаешь, что посохом гномьей ковки надежнее. Но зато завсегда троекратно. Как в Писании сказано. – Вит размашисто перекрестился. – Так дай знак, ну чего Тебе стоит? Ты же лучше знаешь, чего во мне больше – добра или зла? Не дай погибнуть во цвете лет сиротинушке.

       Лучи заходящего солнца сквозь открытый Витом проход на мгновение сверкнули на белых плитах и потухли.

       – Благодарю Тебя, Господи. Я знал, Ты не подведешь.

       Юноша вступил на белую плиту и остался жив. Не провалился в геенну огненную, не взорвался, даже ноги не переломал. Ободренный, он двинулся к белой лестнице, прыгая зигзагами, как зайчик, стараясь не попасть на черные плиты. Достигнув цели, взметнулся на второй этаж. Что-то подгоняло его вперед. Какое-то шестое чувство говорило ему, что все дела здесь надо закончить как можно быстрее, желательно до полуночи. Он так спешил, что распахнул входную дверь на второй этаж, не удосужившись ее предварительно изучить.

       Этот зал тоже был большой, ну, может чуть поменьше первого, но он, в отличие от предыдущего, был освещен еще и лучами закатного солнца, льющегося из многочисленных окон, расположенных по периметру облицованных розовым мрамором стен.

       – Круто! Как же мы снаружи этих окошек не приметили-то?

       Ответ на это мог быть только один: магия.

       Вит заметил разбитое окно и насторожился:

       – Забавно. Либо из него кого-то выбросили, либо через него кто-то сюда проник. Мне только конкурентов нехватает. Ладно, потом разберемся.

       Юноша, удвоив осторожность начал озираться. По стенам, поочередно с окнами располагался ряд дверей, и на каждой мерцал уже знакомый семинаристу символ.

       – Так, сова здесь, змея тоже, и скелетик присутствует…

       Детальный анализ показал, что отсутствуют только двери с изображением дракона и спирали. Пол на этом этаже был однотонный, изумрудно-зеленый, только в центре зала что-то едва уловимо клубилось. Вроде черной дымки, которая постоянно ускользала от глаза.

       – А мы туда не пойдем.

       Юноша задрал голову вверх и замер в восхищении. Потолка над головой не было. Вместо него мерцало бескрайнее звездное небо. Звездный поток свился крутой спиралью в абсолютной, завораживающей черноте, от которой захватывало дух. Взгляд Вита затормозился на маленькой, приветливо мерцавшей звездочке, и она послушно рванулась к нему навстречу, превращаясь в огненный шар.