Когда погасли последние сумерки, послышался шум отодвигаемой скользящей двери, и Цитра, выглянув над неровным краем коряги, увидела злодея, вышедшего полюбоваться надвигающейся бурей. Его фигура отчетливо выделялась на светлом фоне дверного проема. Ну прямо тебе бумажная мишень в тире, снять его будет парой пустяков. Цитра вынула пистолет. Сначала она нацелилась в сердце — привычка, приобретенная на тренировках, — но потом опустила ствол и выстрелила негодяю в колено.

Рука ее не подвела. Человек взвыл и упал. Цитра рванулась вперед по песку, перескочила через изгородь и обеими руками схватила корчащегося киллера за грудки.

— Ты поплатишься за свое преступление! — прорычала она.

И тут увидела лицо этого человека. Знакомое лицо. Слишком знакомое! Ее первой мыслью было, что это очередной круг заговора. Но он подал голос, и тогда ей пришлось признать правду.

— Цитра?

Лицо серпа Фарадея исказилось в гримасе боли и неверия.

— О боже, Цитра, что ты здесь делаешь?!

Потрясенная, она отпустила его, и голова серпа Фарадея ударилась о каменную плитку двора с такой силой, что он потерял сознание. Ужасное мгновение стало еще ужасней.

Цитре хотелось позвать на помощь, но кто поможет ей после того, что она натворила?

Она подняла голову Фарадея и бережно держала ее в ладонях. Кровь из его разбитого колена стекала на каменные плитки, и песок в промежутках между ними становился багровым, а потом, высыхая, коричневым.

• • • • • • • • • • • • • • •

Бессмертие не в силах победить безрассудство юности или сделать ее менее хрупкой. Невинность обречена погибнуть бессмысленной смертью от наших собственных рук, стать жертвой ошибок, которые мы не в силах исправить. Восторженное ожидание чуда, некогда процветавшее в наших юных душах, почиет вечным сном, а его место занимают шрамы, о которых мы никогда не говорим. Они так грубы, что их не разгладить никакими ухищрениями технологии. С каждой моей прополкой, с каждой жизнью, взятой мною во благо человечества, я скорблю о том мальчике, которым был когда-то и чье имя иногда пытаюсь вспомнить. Я тоскую по некоему месту за пределами бессмертия, где можно воскресить хотя бы каплю былого чуда и снова стать тем мальчиком.

— Из дневника почтенного серпа Фарадея

33

Вестник и его весть

Цитра отнесла Фарадея в дом, поместила на диван и наложила жгут, чтобы остановить кровь. Он застонал, приходя в себя. И первая его мысль была не о себе, а о своей бывшей ученице.

— Ты не должна была оказаться здесь… — сказал он. Слова звучали тихо и невнятно — результат работы болеутоляющих нанитов. Несмотря на то, что организм серпа наводнили опиаты, Фарадей корчился от боли.

— Вам надо в больницу! — сказала Цитра. — Наниты сами не справятся.

— Чушь. Боль уже стала утихать. Наниты-целители выполнят свою работу без постороннего вмешательства.

— Но…

— Никаких но, — оборвал он ее. — Если я попаду в больницу, Орден узнает, что я по-прежнему жив. — Он чуть изменил позу, немного поморщившись. — Наниты и природа возьмут свое, колено заживет. Просто нужно время, а его у меня навалом.

Цитра подняла его ногу, перевязала, а затем уселась на пол рядом с диваном.

— Неужели тебя так возмутил мой уход, что ты решила отомстить, нанеся мне увечье? — спросил Фарадей лишь наполовину в шутку. — По-твоему, я должен был действительно выполоть себя, вместо того чтобы потихонечку исчезнуть?

— Я не знала, что это вы, — ответила Цитра.