— И что такого страшного сделала Ляля?

— В третий свой приезд на Гаити она украла порошок для странствующих мертвецов. Нет, как бы это объяснить, порошок она брала и раньше, но он имеет силу только десять месяцев, она украла тайну его изготовления!

— Давай что-нибудь съедим. Я проголодался.

— Подожди. Ты спросил о фотографии, помнишь?

— Да. Я только не понимаю, как потомственная колдунья позволяет себе такую халатность, как кражу рабочего материала! — веселится Коля.

— О, это просто. Она была покорена чарами твоей тетушки.

— То есть?..

— Одна из восемнадцати, да-да, не смотри так.

— Она гаитянка, эта колдунья?

— Креолка. Она темнокожая креолка без четырех передних зубов.

— Прекрати!

— Вот с такими губами! Вот с таким носом, она великолепна, она таитянка с полотен Гогена, еврейка с картин Боровиковского, она “Камеристка” Ван Дейка, “Лежащая марокканка” Серебряковой и “Скрипач с зеленым лицом” Шагала! Все это — она!

— Нет, — смеется Коля, — только не “Скрипач с зеленым лицом”! Он же мужчина!

— Он не мужчина! Он образ музыки страха и отчаяния! Иногда, под яркими звездами душного бархатного неба, в свете костров лицо Куоки становилось копией с лица “Скрипача” Шагала! Если бы я понимала, что творю, давая клятву!

— Слушай, а как ты нашла Лялю?

— По объявлению. У меня была фотография и инициалы, которые Куока срисовала с чемодана твоей тетушки. Я, конечно, понимала, что найти эту женщину практически невозможно, иногда я лениво просматривала всякие объявления, совершенно не представляя себе, что искать, но Куока предупредила, что, как только эта моракуса научится правильно делать порошок для странствующих в смерти, она захочет продавать свое умение. Я случайно наткнулась на объявление “Учительница пения для глухонемых дает уроки мастерства”.

— И что?

— Ты так спрашиваешь, потому что не знаешь основной заповеди Куски.

— Слава богу, я вообще не знаю ее заповедей!

— Подожди, это звучит очень философски. Человек становится несчастным, если видит, как глухонемой дает уроки пения слепым. Или слепой дает уроки пения глухонемым. Это приблизительный перевод, но значение выражения “учительница пения для глухонемых” для нее было объяснением полной бессмысленности познания чего бы то ни было перед равнодушием и могуществом вечности. Если Куока хотела избавиться от надоевшего ей плохого человека, она желала ему просидеть остаток жизни на вершине горы перед пещерой и смотреть, как глухонемой учит петь слепого.

— Ляля давала такие объявления? В какую рубрику?

— “Работа” или “услуги”. Я позвонила, сказала, что гораздо интересней было бы учить пению слепых. Она рассмеялась и спросила, давно ли я с гаитянских пляжей. Завязался разговор, она предложила мне работу.

Я задумываюсь. Я вспоминаю свой первый выезд в квартиру на Ломоносовском, где молодую белокурую женщину нужно было за два часа превратить в старуху-мусульманку. Я капала в тазик с водой йод, мочила в растворе бинты и накладывала их на розовые щечки, пока не высохнут, — один, два… пять раз, потом — на кожу тонкий слой жидкого теста — мука с солью, потом — глицерин, потом — опять красящие бинты, стяжка для губ, чтобы они стали в мелкую складочку, удлинить нос — две силиконовые накладки, защепки для крыльев носа, обвисшая кожа под глазами — три слоя ПВА с капроновой пленкой, потом — глицерин… Было весело, пока все это не стало подсыхать и стягивать кожу, женщина занервничала, потребовала зеркало, не веря, трогала пальцами дряблые щеки, а когда осталось только вставить линзы, женщина заупрямилась, она говорила, что глаза — это единственное на лице, что она еще узнает.