Мария Галина. Сержант Её Величества
24 апреля 1900 года, Претория
— Вы верите в духов, мистер Мемпес? Едкий запах антисептика не мог перебить вони человеческих испражнений. Больные бредили и метались; по векам и приоткрытым ртам их ползали мухи, сотни зеленых мух… «Это ад, — подумал Мортимер Мемпес, — и я тоже наверняка заболею. Как только он не боится?» Он захлопнул блокнот и засунул его в планшетку. — Местные колдуны… — нерешительно начал он. — Они понимают в этом толк, верно. — Главный врач вытирал руки клочком полотна. — Мне рассказывали совершенно удивительные истории. Но я говорю не о них. Я говорю о старых добрых английских духах. Пойдемте, коллега, подышим воздухом. Воздух? — само небо здесь металлически отблескивало; точь-в-точь жестяная крыша госпиталя. И духота стояла точно такая же. За дальним холмом в обложивших горизонт розоватых тучах что-то сверкало. Молния. Или гелиограф. Или и то и другое. Мемпес вновь извлек блокнот. Оперев планшетку о колено, он быстро набрасывал профиль собеседника. — Я полагал, автор знаменитого Шерлока Холмса должен обладать рациональным складом ума, — заметил он. Доктор Дойл усмехнулся в усы. — Заметьте, вы сказали «автор знаменитого Холмса», а не «знаменитый автор Холмса». Нет-нет, я не в обиде. Старина до сих пор неплохо меня обеспечивает. Так вот, господин журналист, рациональный склад ума — это именно то, чего не хватало спиритам. Любое явление должно поддаваться научной проверке. И если удастся доказать — по всем правилам науки, — опытным путем — доказать, что ТАМ что-то есть, то… — Вера и знание, — сказал Мемпес, — две противоположные вещи. По определению, как говорят математики. Дав людям знание, не лишите ли вы их веры? — Послушайте, откуда вы знаете, что Земля вращается вокруг Солнца? — вы же видите обратное. Вы просто верите другим людям, специалистам, которые утверждают, что это именно так. Вот так и здесь. Поймите же, в наш рациональный век одной надежды людям мало. Неужели этим беднягам, — он кивнул крутым подбородком в сторону госпиталя, — повредит толика уверенности, что жизнь не кончается здесь, в вонючем бараке? И пускай инженеры изобретают все новые средства истребления — матери, провожающие сыновей, будут провожать их без слез, потому что… — Благая весть? — Да, если хотите. — Не много ли на себя берете, доктор Дойл? — Я только посредник, друг мой. Медиум, скажем так. Доктор Дойл вдохнул широкой грудью насыщенный электричеством воздух. — Будет дождь? — с надеждой спросил Мортимер. — К сожалению. Они тут затяжные. Дороги превращаются в жидкую грязь. В сущности, в жидкую грязь превращается все… Но почему, — рубанул воздух ладонью Дойл, — почему они не отбили эту водокачку сразу? Пять тысяч человек, пять тысяч здоровых молодых людей, и все лежат здесь… За бараком, переоборудованным под полевой госпиталь, простирались ряды низких бугорков. Над бугорками кружились мухи. На дальних холмах один за другим вспыхивали гелиографы.
* * * — Вот, — сказал Дойл, — этот человек. Перкинс. Сержант Ее Величества. «Перкинс, — подумал Мортимер, — все равно что Аткинс». Коек здесь было куда меньше, чем больных, и Перкинс лежал в проходе на носилках. Губы его сплошь покрывала сухая растрескавшаяся корка. |
