Один из сидевших на крыше фургона бренчал на тамале – четырехструнной, с узким грифом белашкийской лютне, а мальчик, сидящий на козлах рядом с кучером, играл на скрипке. Женщина, шагающая рядом с мулами, то напевала без слов, то пела на языке, которого Лисил никогда не слышал, – впрочем, отчасти похожем на древинкский.
– Тсигане! – воскликнула Винн с обычным своим жадным любопытством. – То есть я хотела сказать, мондьялитко… как Ян и его мать из замка в Чеместуке. Наверняка это они!
Лисил порой находил манеру Винн давать определения всем и вся довольно утомительной, но сейчас его куда больше беспокоило то, что в такой глуши на них наткнулись именно эти вечные бродяги. Лисилу в свое время довелось пошарить по чужим карманам, хотя он прибегал к этому только при крайней необходимости, а не потому, что решил сделаться карманником. Кто лучше распознает вора, чем другой вор? Конечно, и такая помощь лучше, чем никакой, но не будет ли это все равно что заливать огонь из ведра, не зная, что там внутри – вода или водка?
При виде троих путников и их поврежденного фургона домик на колесах замедлил ход и остановился. Лисил вышел на середину дороги и, приняв как можно более любезный вид, приветственно вскинул руку.
– Не могли бы вы нам помочь?! – крикнул он по‑белашкийски.
– Ох, не знаю, – пробормотала за его спиной Магьер. – Очень уж их тут много.
– А ты видишь, к кому еще можно обратиться за помощью? – осведомилась Винн.
Мондьялитко держались с тем же открытым дружелюбием, которым отличался Ян. В мгновение ока они * посыпались из окон и из задней двери фургона, наперебой звонко лопоча на своем языке. Мальчик со скрипкой тоже хотел спрыгнуть с козел и присоединиться к остальным, но кучер без церемоний ухватил его за штаны и вернул на место.
Мужчина, сидевший на крыше, закинул свой шамал за плечо и подошел к Лисилу поздороваться. У него были густые усы, такие пышные, что почти закрывали рот, и такие длинные, что тянулись до самых ушей, загибаясь, словно кончики крыльев. То, что он носил в качестве шляпы, было скорее желтым войлочным мешком, сдвинутым набекрень и подвязанным к голове пестро‑синим шарфом.
– Я – Джованни, – сообщил он таким тоном, словно ждал, что его с ходу узнают. Затем ухмыльнулся – из‑под густых усов блеснули только его нижние зубы – и обвел стремительным жестом окружавших его соплеменников. – Джованни из клана Ластианы. А у вас, я гляжу, сломался дом.
Лисил, приподняв бровь, оглянулся на поврежденный фургон. Двое мужчин уже осматривали его, третий подлез на спине под накренившееся днище.
– Мы едем в Кеонск на осенний праздник, – жизнерадостно продолжал Джованни. – Уже собрали последние кабачки и тыквы, так что народ не поленится щедро заплатить за развлечения.
– Правда? – оживилась Винн. – Магьер, не могли бы мы хоть одним глазком поглядеть на этот праздник? Домина Тилсвита это бы наверняка заинтересовало!
Лисил подавил стон, а Магьер весьма неодобрительно глянула на девушку.
– Помощь нам не помешала бы, – признался Лисил, зорко посматривая на тех мондьялитко, что бродили слишком близко от фургона и вещей. – Если вы, конечно, можете немного задержаться.
– Когда жизнь подбрасывает на твой путь приключение, – важно отвечал Джованни, – его надо встречать лицом к лицу, как мужчина, а не проноситься мимо, точно круглый дурак.
– Что‑что? – переспросила Магьер.
Лисил крепко сжал ее руку.
– Вы очень добры, – вежливо сказал он.
Вскоре уже пятеро мужчин помогали приподнять фургон. |