Сам Вельстил перебрался в другую спальню, а из старой велел вынести всю обстановку и сжечь, в том числе и кровать под балдахином. Он сохранил только шар с порхающими искорками, но в ту спальню больше не вернулся. Убаду было разрешено остаться в замке, но с тем условием, что он не будет попадаться на глаза Вельстилу.

– Отчего ты не избавишься от этого мерзкого старика? – спросила как‑то ночью Магелия.

Они сидели в новой спальне Вельстила, и Магелия вышивала одеяльце для будущего ребенка. Вельстил проводил в этой комнате по многу часов, мастерил какие‑то странные штуки и вырезал на них странные знаки, нашептывая при этом всякие непонятные Магелии слова.

– Потому что тебе может понадобиться его помощь при родах, – ответил он.

Ответ был настолько неожиданный, что она надолго замолчала. Прежняя Магелия пригрозила бы проткнуть его мечом, если он позволит Убаду хоть на шаг подойти к ее ребенку, но сейчас она просто опасалась, что, если проявит несговорчивость, Вельстил попросту покинет замок… и тогда она останется здесь совершенно одна.

– Почему ты так думаешь? – спросила Магелия. – В деревне есть хорошая повитуха.

В последнее время Вельстил трудился над тонким бронзовым кольцом. Занятие это отнимало много времени. Однажды он почти всю ночь истратил на то, чтобы вырезать стальной иглой один‑единственный знак в цепочке мелких значков, тянувшихся по внутренней поверхности кольца. Единственной вещью, помимо этого кольца, которая занимала Магелию, был ярко сиявший топаз, лежащего рядом с переплетенными в кожу книгами.

Вельстил оторвался от кольца и взглянул на нее с легким раздражением:

– Твой ребенок неестественного происхождения, стало быть, и его появление на свет может проходить отнюдь не естественным путем. Нам еще могут понадобиться знания наставника Убада.

Магелия кивнула и вернулась к своему вышиванию. Она найдет способ не допустить Убада к своему ребенку.

Вельстил надел кольцо на палец. Сияние топаза, лежащего на столе, вдруг погасло, и Вельстил удовлетворенно кивнул.

– Превосходно, – пробормотал он себе под нос. Магелия не стала спрашивать, чем именно он так доволен.

Когда приблизился срок родов, Вельстил обеспокоился тем, что Магелии надо больше гулять и дышать свежим воздухом. С наступлением темноты он сам выходил вместе с ней побродить по внутреннему двору замка. Порой он брал с собой шар с искорками и, пока Магелия гуляла, присаживался где‑нибудь почитать. Она ничего не имела против, если только все время могла видеть его. Ей так и не удалось понять, кому на самом деле предназначалась забота Вельстила – ей, Магелии, или ее нерожденному ребенку.

Как‑то ночью, во время такой прогулки, Вельстил был больше обычного рассеян и озабочен.

– Что‑то случилось? – спросила Магелия осторожно, потому что он терпеть не мог, когда ему мешали размышлять.

– Да нет, – ответил Вельстил, обращаясь не столько к ней, сколько к себе самому. – Сегодня днем я видел сон. Я и не знал, что мне могут сниться сны. Я перестал видеть сны, с тех пор как… вскоре после того, как мы приехали сюда.

– Это был кошмар? – озабоченно спросила Магелия.

Вельстил поглядел на нее, покачал головой, нахмурясь, как будто опешив оттого, что позволил себе заговорить на такую личную тему. Он мимоходом заметил, что надо бы произвести кое‑какие работы во внутреннем дворе, и вдруг остановился, поднес руку к седой пряди на виске.

– Что такое? – спросила Магелия. – Ты болен?

Вельстил ничего не ответил ей и долго стоял так, что‑то шепча невидимому собеседнику.