Она еще совсем неопытная сестра, и толку от нее мало, но пусть Титова видит, что она здесь и готова выполнить любое ее распоряжение.
Встав в углу, она вытянулась в струнку, сжала кулачки и стала молиться, чтобы у Воинова все получилось. Краем глаза она заметила, что профессор все еще стоит на пороге со скептической усмешкой, насколько можно понять выражение лица, когда оно наполовину закрыто хирургической маской, и не делает никаких попыток помочь Воинову.
— Есть!!! — крикнул Константин Георгиевич. — Зажим в руку!
Через минуту в таз полетел какой-то синий сгусток.
— Разрыв селезенки, — сказал Воинов гораздо спокойнее, — ну, кажется…
Он принялся салфетками осушать брюшную полость и осматривать все органы, чтобы проверить, только ли в селезенке дело или повреждено что-то еще.
— Пот со лба! — приказала Саша, и Элеонора быстро подскочила к Воинову и одним движением отерла ему лоб. Ту же операцию повторила для ассистента и для Саши.
— Гемостаз есть! — Константин Георгиевич перевел дыхание. — Сейчас капайте ей как можно больше физиологического раствора. Проверьте там, поднимается ли давление хоть немного, а мы начинаем обратный ход.
— Все будет хорошо, Константин Георгиевич, — сказала Сашина помощница, — хорошо что взялись, не послушали маститых профессоров.
— Рутинная, в сущности, операция, — хмыкнул Воинов, принимая от Саши иглодержатель, — первую спленэктомию выполнил Жюль Пеан еще в 1867 году, а мы тут сомневаемся, стоит делать или не стоит. Особенно если альтернатива понятно какая.
Набравшись смелости, Элеонора посмотрела на пациентку. Она все еще была очень бледна, но уже не страшной мертвенной белизной.
Когда Воинов начал ушивать кожу, в операционную снова заглянул Крестовоздвиженский.
— Пока жива? Удивительное дело, — едко заметил он, — особенно если учесть, что девушка хотела покончить с собой. Что ж, если артериальное давление держится, возможно, ее планам и не суждено будет сбыться. Но исходно дело представлялось совершенно безнадежным.
Воинов рассмеялся:
— Когда надежда есть, невелика заслуга победить…
Девушку увезли в палату послеоперационного наблюдения, а Элеонора осталась помочь Саше навести порядок.
Рассудив, что Титова очень устала на операции, она сказала, что сделает все сама, пусть Саша скорее идет отдыхать. Наставница не стала возражать, расцеловала Элеонору в обе щеки и со словами «умница ты моя» побежала по своим делам.
Элеонора провозилась больше часа, прибирая операционную со всей тщательностью, на какую была способна.
Проверив каждый уголок и напоследок окинув все помещение придирчивым взглядом, она отправилась в кабинет Титовой доложить о выполнении задания.
Открыв дверь, она увидела только Константина Георгиевича. Он стоял у окна и курил в форточку.
— Элеонора Сергеевна? — сказал он, не оборачиваясь. — Что, досталось вам сегодня? Испугались?
Она кивнула, забыв, что Воинов на нее не смотрит.
— Что поделать, милая Элеонора Сергеевна, такая у нас служба. Бывают такие моменты, а бывают еще и хуже, — последний раз глубоко и жадно затянувшись, он погасил папиросу и обернулся к ней. — С этой девушкой, думаю, обойдется. Окажись на ее месте мужчина, шансов действительно не было бы ни одного, но женщины, слава богу, более совершенные существа.
Он вдруг очень простым жестом взял ее за локоть, и продолжал:
— Так и живем… Трудные победы пополам с горькими поражениями. Я бы хотел посоветовать вам выбрать какое-нибудь другое поприще, но вы так замечательно держались!
— Что вы, Константин Георгиевич! Я просто наблюдала, и все, — Элеонора мягко высвободила свою руку. |