|
Как можно спать среди этой навевающей тоску и ужас нечеловеческой красоты, являлось для меня тайной. Дама Аламандин, впрочем, и сама была обретшим тело ночным кошмаром, а потому идеально смотрелась в окружавшем ее интерьере. Госпожа моя отвернулась, прошуршав шлейфом из сновидений. Ни слова о вчерашнем, ни жеста, ни движения, выражающего неудовольствие. Лишь приказала: - Его величество дает большой прием. Ты сопровождаешь меня. Лучше бы это оказалась еще одна охота. Из всех обязанностей, которые требовала служба благородной фейри, больше всего я не любила роль фрейлины. Хотя бы уже потому, что она не позволяла мне принять более удобный облик. По какой-то не совсем ясной причине посещать балы в ипостаси совы или любом другом неспособном танцевать и интриговать облике не принято. Что, естественно, лишало меня самого простого способа избежать этих самых танцев и интриг. Хуже того, совершенно непонятно, зачем вообще придворной даме-рыцарю нужна собственная фрейлина и каковы ее обязанности. На охоте я - охотница, на дуэли или в схватке - оруженосец, при совершении сделок - телохранитель. А на торжественном приеме следовало в должной степени торжественно носить за хозяйкой шкатулку с зельями и драгоценностями, стоять за ее плечом во время пира и делать вид, что поправляю ее прическу после танца. То есть всячески создавать иллюзию собственной полезности. Я вздохнула. Честность заставляла признать, что настоящая служанка действительно могла быть полезна, хотя бы при создании туалета госпожи. Аламандин, видимо, неплохо представляла себе результат такой помощи, поскольку в сторону ее изысканных и хрупких нарядов мне не разрешалось даже думать. Хозяйка была удовлетворена, если я хоть саму себя умудрялась привести в порядок без постороннего вмешательства. Деваться некуда. Стянув смертную одежду, я сосредоточилась, бессовестно используя атмосферу и настроение комнаты, чтобы создать основу образа. Крой и фасон платья младшей фрейлины при нашем дворе был определен этикетом, однако цвета и ткань обязаны указывать на господина, которому ты служишь… а значит, я должна сплести озарение и безумие, грезы и кошмары. Вышить их дурманящим дымом, разбросать по длинным рукавам блестки тайны, заплести волосы камнями драгоценных воспоминаний. Наконец, вздохнув, я оглядела полученный результат. Тугой корсет, разлетающаяся складками юбка нижнего платья. Рукава платья верхнего скроены так, чтобы постоянно падать с плеч, открывая линии шеи и ключицы. Кажется, ничего не забыла… кроме обуви. И как все-таки Aoibheal удается в этих средневековых тряпках выглядеть грустно и элегантно, в то время как на мне все сидит, точно на выпавшем из гнезда совенке? Закончив, я подошла к раскинувшемуся от пола до потолка окну, у которого застыла Аламандин. - Госпожа? Она подняла руку, сплетая холод серого неба в луч падающего под ноги света. Ступила на него обманчиво хрупким видением. - Готова? - Да, госпожа. Хозяйка окинула меня насмешливо изучающим взглядом, фыркнула и извлекла что-то из воздуха. Протянула. Я даже не сразу поняла, что именно она держит. Сияя сдержанным великолепием, на ладони лежала аламандиновая маска. Не просто убор, скрывающий лицо, а квинтэссенция чар, созданных мастерицей иллюзий и обманов. В этом меня не узнают, не смогут узнать даже самые близкие, даже самые наблюдательные. Единственным намеком станут цвета госпожи на платье, ее сила, окутывающая мою фигуру. Но никто не сможет точно сказать, кто именно сегодня исполняет роль прислужницы дамы Аламандин. Я бережно взяла маску. Почему? Сегодня не маскарад, ведь хозяйка идет с открытым лицом в полном блеске своей силы. Что же тогда скрывать мне? Мое лицо. |
