– Я не готова, – прошептала я.

– Ты – готова, – процедил Костя.

– И деток позовите, – обратилась ко мне Жанна, повелительно блеснув стеклами очков.

* * *

– Ты список написала?

– Какой еще список?

Я всплеснула руками:

– Ну, Юля! Я же тебе говорила – список грехов для генеральной исповеди! И для беседы с батюшкой Наумом может пригодиться.

Она пожала плечами.

– Это странно, – сказала Юля. – Не по-человечески как-то. Вот ты говоришь, в церкви благодать, а там какая-то канцелярия. Список грехов, запись в очередь…

– Если бы ты знала, какая там очередь к старцу, – прошептала я. – Как же им иначе упорядочить процесс? Сразу говорю: матушки там очень строгие. Делай, что тебе велят, и ни в коем случае не спорь.

Юля усмехнулась:

– Раньше я умела спорить, а потом детство закончилось.

Я пристально посмотрела на дочь. Даже в монастырь она ехала пусть и в длинном, но соблазнительно облегающем платье, со скромным и продуманным макияжем, аккуратной укладкой… И я сказала то, в чем уже давно хотела признаться:

– То, что он сотворил с тобой, кошмарно… И не думай, что я не верю тебе. Я верю. Но ты не похожа на жертву. Сейчас не похожа, а тогда – тем более. Ты же понимаешь, о чем я говорю?

Я осеклась, не стала развивать тему, но так и хотелось добавить пару упреков: устроила сотрясение мозга однокласснице, а с других собирала своебразную дань, девочку из двора вообще чуть не утопила в реке.

– Мама, я разобралась со своим прошлым, – спокойно ответила она. – Не лезь. И старец твой пусть не лезет. Но посмотреть на него любопытно.

Как тут не вспомнить свою первую встречу со старцем?

Я ходила в церковь примерно год и случайно узнала о старце. Выпросила у мужа поездку в Лавру. Меня проинструктировали насчет генеральной исповеди, и я тряслась от ужаса и внутреннего трепета. Авторитет отца Наума сделал его практически святым в моих глазах, так что я ждала беседы с ним почти как Страшного суда.

Но, оказавшись в его келье, я ощутила пьянящее тепло – будто выпила пятьдесят граммов хорошего коньяка. Или приехала в бабушкин деревенский дом и растянулась на нагретой печкой перине. Присутствие старца преображало все.

– Батюшка, муж бьет меня.

– Блаженны плачущие, ибо они утешатся, – из-за густой бороды и усов почти не было видно его губ, поэтому казалось, будто слова возникают из ниоткуда. – Ты женщина, и от тебя зависит мир в семье. Молись! Я тоже буду молиться.

Чудо не заставило себя ждать: муж почти прекратил свои издевательства. Так я и поняла, что старец Наум – мой главный заступник перед Господом. Ему не все равно. И Богу не все равно.

* * *

Моих детей нельзя было назвать подарками. Они оба росли агрессивными, драчливыми. Матерились с такого раннего возраста, что мне стыдно и вспоминать об этом.

Я перестала водить их в храм после того, как Юра на службе наступил Юле на ногу, а та ущипнула его в ответ. Он, в свою очередь, назвал ее сукой, а Юля послала его на три буквы. Я вывела их из церкви, а батюшка, помню, долго отчитывал меня за отвратительное поведение детей. Говорил, что им необходимо ходить в воскресную школу, но я просто побоялась дальнейшего позора. Да и вряд ли уговорила бы их на церковное воспитание.

Почт