Изменить размер шрифта - +
То есть, иначе говоря, предмет нашей работы – всё то, что люди попросту называют «душой». Вот так и получилось название – Русская Душа. А её составляющие, то есть сайты, Михаил Потапович тоже иногда именует «душами», – объяснял я своей подруге.

«А что? Логично! Получается, одна большая, общая Русская Душа складывается из множества отдельных русских душ… логично! И красиво!» – отмечала Лиз.

«Чтобы оценить красоту устройства Русской Души, нужно хорошо знать русский язык…» – в ответ пытался я похвалить лингвистические способности моей американской подружки, зря надеясь, что она не угадает в моих словах лесть влюблённого: Лиз иронически прищуривалась и окидывала меня снисходительным взглядом. Чтобы замять, а точнее, заесть, или запить возникшую неловкость, я приглашал Лиз в какое-нибудь кафе, попадавшееся нам на пути. А потом мы снова отправлялись гулять и беседовать.

Разговаривая, мы с ней исходили пешком, наверное, весь Питер. Я не забывал с гордостью показывать Лиз наши памятники и разводные мосты через Неву, иногда угощал мороженым, и всё больше привязывался к ней.

Однажды, когда мы гуляли по Невскому, удивлённая Лиз услышала весьма своеобразные вариации на тему гимна своей родины, и потянула меня к трио: скрипка, банджо, губная гармоника; уличные музыканты так искромётно лихачили и синкопировали, что Лиз, широко улыбаясь, притопывала ногой. Послушав и бросив мелкую купюру в раскрытый футляр скрипки, мы двинулись дальше.

– Уилл, ты, кажется, говорил, что в вашей работе участвовали даже музыканты? – вдруг вспомнив, спросила Лиз.

– Да, и что?

– А можешь рассказать, чем именно они вам помогали?

Я невольно поморщился: мисс Этеридж никогда не забывала о своих профессиональных обязанностях, и, о чём бы мы ни болтали, постоянно возвращалась к теме деятельности Института. Меня это напрягало – казалось, что Лиз общается со мной только для того, чтобы побольше узнать о моей работе. Видя, что я, как и обычно, не очень-то склонен говорить об этом, моя гёрлфренд взяла меня за руку:

– Мне просто интересно… ну ладно дельфины – а чем музыканты-то могли вам помочь?

– Действительно! Дельфины хотя бы через обруч прыгать умеют, а музыканты только дудят да скрипят… – фыркнул я.

– Ну просто я подумала, нейрокомпьютерные технологии и искусство – эти вещи так далеки друг от друга…

– Ближе, чем тебе кажется, – заметил я.

Лиз со вниманием взглянула на меня. А мне пришла в голову идея.

– Знаешь, что? – я остановился. – Давай сходим…

И я повёл свою заокеанскую подружку в «Уголок». Так мы в Институте называли странное заведение, сочетающее в себе место богемной тусовки, экспериментальную инженерную лабораторию, клуб альтернативной и рок-музыки, и Бог знает, что ещё.

Это заведение занимало в обычной жилой девятиэтажке площадь нескольких квартир, выходящих на угол дома, отчего и возникло название. Раньше здесь находился мебельный магазин. А когда его хозяину надоело заниматься бизнесом и он решил, что уже достаточно наколотил бабла, – он прикрыл лавочку. И с тех пор «Уголок» стал местом, где постоянно кипела интеллектуальная жизнь продвинутых и ищущих питерцев.

Хозяину «Уголка» было около пятидесяти лет, звали его Аркадий, а отчество его я не помнил, потому что он запрещал обращаться к себе по отчеству, а требовал только по имени. Зато его фамилию трудно было не запомнить – Бац. Я слышал, что настоящая его фамилия то ли Бацнер, то ли Баснер, но при мне он новым знакомым всегда представлялся именно так – Бац. Аркадий Бац. Да, вот такое необычное у него было имя; как его конец оказался обрезанным, я не знал.

Быстрый переход