Только теперь стало заметно слабое мерцание ореола вокруг колесницы Арджуны, ореол медленно гас, но свое дело он уже сделал.
Для того, кто мог справиться с "Беспутством Народа", "Агни-Вешья" [8] - так, детская забава.
Вокруг сотнями гибли рядовые воины, половодье лавы захлестывало позиции союзников Арджуны и Черного Баламута, но я уже не смотрел на это.
Пралая откладывалась.
Пока.
- Ты действительно так считаешь, Владыка? - паздался за моей спиной знакомый голос Словоблуда. Наверное, вдобавок ко всему я стал думать вслух.
ГЛАВА IV
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗЛОВЕЩЕГО МУДРЕЦА
- Увы, мальчик мой, но ты ничего не смыслишь в светопреставлениях. - Брихас смешно наморщил нос, собрался было чихнуть, но раздумал. - Как ракшас разбирается в цимбалах, так ты, Владыка, разбираешься в концах света. Как Дымнознаменному Агни недоступны глубины океанских вод, как мудрому непостижим путь скверны в женщине, как грязному пишачу немыслима прелесть покаяния, так Стогневный Индра, да будет ему всяческое благо…
- Ты собрался написать поэму? - перебил я Словоблуда.
- Нет, мальчик мой, - доступно разъяснил мой собеседник. - Просто я боюсь.
Брихас подумал и бесстрастно добавил:
- Очень.
…Меня до сих пор трясло от пережитого, подогретая сома с толченой корой ньягродхи помогала плохо, если помогала вообще, и жизнь была отвратительной. Особой гранью отвратительности являлось то, что Брихас внимательно слушал меня, ни разу не перебив во время сумбурного рассказа о последних событиях. Я не скрывал ничего: ни разговора с полубезумным Арджуной, ни внезапного бессилия и последующей любовной ночи с Калой-Временем, ни открывшейся мне жизни Гангеи Грозного, ни дурацкого бунта райских демонов и встречи с Раваной-Десятиглавцем, бывшим Бичом Трехмирья…
Впору было поверить в невозможное: я рассказывал, а Брихас слушал, клюя крючковатым носом и скорбно поджимая губы, изрезанные старческими морщинами.
Но дело обстояло именно так.
Это он, дряхлый Словоблуд, рассудительный Сура-Гуру, первым догадался поднять по тревоге дружину и, кулем взгромоздившись на спину белого гиганта Айра-ватты, кинулся во главе Марутов на помощь своему Владыке. "Свастика истекает кровью!" - это было все, что выкрикнул он дружинникам. И буйные сыновья бури, знавшие лишь одну власть - приказ Индры, - не усомнились ни на мгновение. Никогда, никогда прежде старец-наставник не ездил на слонах, а уж склочника Айраватту он обходил десятой дорогой, но пришло время, и даже Маруты-головорезы плохо поспевали за Брихасом, когда он немилосердно терзал стрекалом белую гору Земледержца.
И опять же он первым сообразил: бессмысленно и гибельно кидаться на прорыв, горя местью, если даже Громовержец, вооруженный всей силой Свастики Локапал, не сумел… не сумел.
Сейчас же мы сидели в саду за южными террасами, под раскидистым пожелай-деревом, измученные и опустошенные. А в кроне над нами исподволь зарождался тихий шелест, и первые плети золотистых вьюнков уже заструились вниз, к нам, по шершавой коре ствола.
- Цыц! - бросил я дереву, и оно послушно умолкло. Вовремя: достигни нас нежные усики вьюнков, и вскоре мы оба наслаждались бы полной победой над своими врагами, достижением всех жизненно важных целей и ласками красавиц, сотканных из наших грез.
Жаль только, что к реальности это все не имело бы никакого отношения.
Под пожелай-деревья я заботливо сажал свежеубитых кшатриев, героев того неугомонного сорта, которые все норовили удрать из райской Обители, чтобы довершить не законченные в прошлой жизни дела. |